— Но то, что вы видите, лишь малая часть картины. Генерал тренировался без устали в любое время года. В те годы, когда император видел в нём угрозу, он добровольно стал генералом вместо городского правителя, посвятив себя защите империи. В конце концов император успокоился, вероятно, решив, что юноша не может причинить серьёзных проблем.

Услышав это, сердце Лянь Шэн сжалось от боли. Перед приездом в Шацзи она задавалась вопросом, почему И Цяньчэна, городского правителя, называли «генералом». Она предполагала, что это напоминание ему самому продолжать тренировать войска для защиты Шацзи, но теперь понимала: это было нужно, чтобы развеять подозрения старого императора.

— Честно говоря, титул городского правителя так и не был официально дарован генералу. Но по мере роста его власти никто не осмеливался возражать или поднимать этот вопрос. Я наблюдал, как рос генерал, и не могу смотреть, как его усилия пропадают даром. Госпожа, неужели вам его не жаль?

Тут Лянь Шэн поняла, к чему клонит Фу И.

— Стратег, говорите прямо. Что вы хотите от меня?

— Я надеюсь, что вы уговорите генерала взять Янь Юэ в наложницы. Теперь, когда Фэнму под контролем Шацзи, брачный союз между двумя городами принесёт огромную выгоду. Это значительно поможет генералу в кампаниях против Юаньхуая и Хуаньшуй.

Выражение лица Лянь Шэн изменилось. Она не ожидала, что столь уважаемый стратег скажет ей такие слова. Ни одна женщина не согласится добровольно делить мужа с другой, какой бы великодушной она ни была. Она обожала И Цяньчэна и не собиралась никому его уступать.

— Я когда-то считала вас человеком, понимающим мирские дела и обладающим талантом управлять государством — достойным уважения. Но я не ожидала, что вы так глубоко разочаруете меня. Как вы сказали, мой муж завоевал город в семнадцать лет благодаря своей силе и военному мастерству. Он никогда не полагался на женщин и никогда не будет. Он — живой человек, а не инструмент для манипуляций ради выгоды. Я сделаю вид, что не слышала ваших слов сегодня, и надеюсь, вы не повторите их.

Фу И, проживший полвека, был ошеломлён, получив выговор от молодой женщины. Он резко сказал:

— Госпожа, неужели вас не волнует будущее генерала?

Лянь Шэн уже сделала несколько шагов к выходу из двора, но обернулась на его слова.

— Вы ошибаетесь. Его будущее не зависит ни от кого. Я верю в него. Даже если бы он остался один и потерял всё, он всё равно заслужил бы уважение всего мира.

С этими словами она вошла во двор. Как только она достигла двери, за её спиной раздался голос Фу И:

— Госпожа, знаете ли вы, почему генерал женился на вас?

Лянь Шэн на мгновение застыла, но не ответила, шагнув во двор. Раньше она хотела спросить Фу И, почему И Цяньчэн внезапно передумал насчёт женитьбы на ней. Теперь, неожиданно, она узнала ответ сегодня — и в такой форме.

* * *

Два кувшина вина, которые принесла Янь Юэ, назывались «Пьяные утки-мандаринки» — самое известное вино Фэнму, символ наилучших благословений.

Несмотря на все её расчёты, она даже не смогла войти в кабинет И Цяньчэна. Страж преградил ей путь, твёрдо заявив:

— Кабинет генерала — запретная зона. Не каждый может войти. Покиньте это место, госпожа.

Янь Юэ почувствовала лёгкое смущение, но смягчила тон:

— Я принесла два кувшина вина для генерала. Она была уверена, что И Цяньчэн слышит её.

Страж не сдвинулся с места, стоя непоколебимо на её пути, явно не впечатлённый. Янь Юэ почувствовала прилив раздражения, но поняла, что сегодня ничего не добьётся. Неохотно она спросила:

— Тогда не могли бы вы… передать вино генералу от меня?

Страж снова не ответил. Не желая уходить с пустыми руками, Янь Юэ задержалась. Через мгновение дверь скрипнула. И Цяньчэн вышел, его лицо было суровым, когда он приблизился к ней. Сердце Янь Юэ затрепетало от надежды, но прежде чем она успела заговорить, его холодный голос прорезал воздух:

— Я уже предупреждал вас, госпожа. Не пытайтесь. Если вам не хватает мужчины, в моём лагере сотни тысяч солдат ждут вас.

Эта женщина слишком высокого о себе мнения. Хотя он признавал её вклад и щедро обращался с двумя молодыми господами семьи Янь, она не должна была желать того, что ей не принадлежало. Даже без её информации захватить Фэнму или внедрить шпионов не было бы сложной задачей.

В его словах не было и намёка на шутку — только беспощадный и жестокий тон человека у власти, словно она была не более чем низкой служанкой. Лицо Янь Юэ побелело.

— Генерал, как вы можете так унижать меня?

— Тогда я советую госпоже Янь перестать подставляться под унижения. Моё терпение иссякло. У вас теперь два выбора: либо вернуться в Фэнму самостоятельно, либо я лично сопровожу вас в военный лагерь.

Он не собирался дальше связываться с ней. Он предполагал, что она знает, что выбрать.

И Цяньчэн развернулся и ушёл. Празднование Нового года закончилось, и пришло время принимать окончательные решения. Смерть Фан Му не могла остаться неотомщённой, а Интун должен был быть возвращён. На этот раз он не будет проявлять вежливости к семье Лянь — он поведёт свои войска прямо в Индун.

Потеряв Фэнму, Сян Хань начал часто связываться с Хуаньшуй. В глазах И Цяньчэна они были не более чем разрозненной толпой с противоречивыми целями. Поддержка Лин Цзюяо возведения Лян Чжэня на трон определённо имела скрытые мотивы. Однако теперь Лин Цзюяо, возможно, не так легко поддастся влиянию — в конце концов, Хуаньшуй славился как самый крепкий орешек.

Готовясь к атаке на Интун, И Цяньчэн решил сообщить об этом Лянь Шэн. После первого захвата Индуна он поклялся делиться с ней и радостью, и горем, больше не скрывая ничего, связанного с Интуном.

Лянь Шэн слушала внимательно, её пальцы судорожно сжались. Она всегда знала, что этот день наступит, но не ожидала, что это произойдёт так скоро.

По обе стороны были её любимые, и она оказалась в самом мучительном положении.

— Муж, — тихо проговорила она, впервые за много дней обращаясь к нему. — Если ты победишь, пощадишь ли ты жизни моей семьи?

— А-Шэн, а если я проиграю? Если я умру от руки Лянь Ци, что ты тогда сделаешь?

Лянь Шэн подняла глаза на него. Странно, но она ни разу не задумывалась о возможности его поражения. С самого начала он дарил ей беспримерное чувство безопасности, которое никто другой не мог заменить. На его