— Это заблуждение, что объем имеет значение, — припомнила я занятный разговор с ректором. — Все дело в нашем воображении и ограничении, которое мы ставим сами у себя в голове. Скорее всего, ваш дед понял все подсознательно или почувствовал что-то неправильное, это его испугало и сработал механизм защиты в голове. А поле пшеницы я и сама выращивала, не замечая, что творю. Если бы меня унесли с него, пока я не открыла глаза, то и не поняла бы на какой объем замахнулась, погрузившись в воспоминания.

— Да? Нам подобного не преподавали в академии, — удивился Зефт, внимательно посмотрев на меня. Он не сомневался в моих словах. Скорее, пытался увидеть что-то такое, что относилось бы к травмировавшим меня заклятиям. Наивный, не было подобного даже тогда, в далеком моем детстве. Отдохнула, и дальше принялась совать свой нос во все дела рода.

— До этого каждый должен дойти своим умом. Я понял это лишь к шестому году обучения в высшей академии стражей, — подтвердил мои слова муж. — Мы сами обрубаем себе крылья, когда начинаем бояться.

— Тогда почему никто этому не учит с первых дней?

— А зачем? Всех магов нужно контролировать и противопоставлять им тех, кто изначально сильнее, иначе один уверовавший в собственную гениальность может поломать всех стражей за раз, и захватить власть в какой-нибудь стране. А потом в следующей, и в следующей. Однако, убить такого психа будет очень сложно.

— И правда. Пока бесшабашные студенты боятся выходить за рамки, жить в мире намного спокойнее, — с уважением посмотрев на Рольфа, кивнул Зефт.

Если так пойдет, то своей рассудительностью Рольф займет место старшего супруга, не прикладывая усилий. Меня подобный расклад точно будет устраивать. Ну, если я не влюблена в лорда-пирата, то точно на пути к этому. Однако, меня тревожило отсутствие страсти. Я не мечтала о его прикосновениях и ласках. И причину этого понять не могла. Пока еще не могла.

— Вот именно. Они сами себя ограничивают, подрезая крылья собственному воображению, а мы просто наблюдаем за ними.

Умиляться смирным отношениям между двумя мужчинами можно было бы долго, но меня подстегивало любопытство:

— Как и какие пласты захватил ваш дед? — напомнила я, с чего начался разговор о магии.

— Он поднял породу, богатую полезными ископаемыми. На мой части острова это янтарь темных оттенков, у сестры более светлых, иногда едва тронутый желтизной. Он, конечно, ценится выше, но моего больше, исходя из анализа залежей.

У меня перед глазами всплыло воспоминание, как на одной из ярмарок мастеров по работе с камнем папа скупил для нас с мамой весь янтарь в одном из павильонов. Не тот, который представлял из себя часть уже готовых украшений, а именно отполированные до гладкости камни различной формы и цвета. Потом он подарил нам его, поместив в плетеные корзинки. Мне тогда было лет десять-двенадцать. Не помню уже точно. Но как носила в кармане куртки в школу один из камушков, называя его своим талисманом, не смогу забыть никогда. Всякое хорошее событие я относила на его счет. За каждую хорошую отметку или доброе слово от окружающих я благодарила янтарь. А ведь в прошлой жизни я так и не растеряла содержимое корзинки с пролетевшими годами. Напротив, именно под него заказала резную шкатулку и хранила в рабочем кабинете в моем доме. Как некоторые статусными считают выставленные сигары, так я держала открытой крышку с ним, позволяя любоваться моим янтарем. Пусть относительно дешевый, как драгоценный материал, для меня он был бесценен.

— Неплохо, — усмехнулся Рольф, первым прореагировав на столь неплохое наследство. — Однако, я не слышал, чтобы в разговоре о возможных поставках с островов значился янтарь. Его цена немалая, да и спросом украшения в нашей стране будут пользоваться. Вы продаете его другим странам?

— Нет. Вы никогда не услышите о торговле янтарем. Он только на этом острове. А так как это частная территория, то о нем никто не знает из посторонних. Это мой задел на будущее. Для семьи, а не рода.

— А я смогу взять пару камней? — робко спросила я внезапно севшим голосом.

Я соскучилась по золотистым камешкам, напоминавшим мне о тепле любви моего папы. Того, с кем я никогда уже не увижусь. Боль от потери близкого полоснула по сердцу, неожиданно даже для меня самой.

На меня разом посмотрели оба мужчины. И если муж нахмурился, не понимая, что именно меня огорчило из услышанного, то Зефт недоуменно ответил.

— Конечно, сможешь. Я же не просто так вас сюда привез. Не просто похвастаться, но и одарить. Это не бриллианты и даже не золото. Но я хочу сразу показать, что не беден.

Прикоснувшись к руке Зефта, я остановила его оправдания.

— Ты и сам не догадываешься, насколько не беден и как важен для меня янтарь. Прости, пока я ничего не расскажу. Возможно, позже, когда достаточно узнаю тебя, как супруга.

Рольф встал впереди меня и поднял мою голову, заставив посмотреть в его глаза. Встревоженный взгляд супруга заставил отвлечься от переживаний, вызванных из-за столкновения с прошлым.

— Ти, все нормально?

— Да. Конечно! — бодро ответила я, улыбаясь как можно более тепло. — Я в полном порядке, нет причин переживать. Просто нахлынуло внезапно…

— Ну, раз ты так говоришь, — с сомнением произнес муж и не утерпев, поцеловал меня в губы. Пусть и не таким смелым поцелуем, от которого у меня поджимались пальчики на ногах, но куда более вольно, чем этого позволяли правила приличия.

Тот же Зефт видел все и смолчал, а иных свидетелей у нас тут не было.

— Куда идти на добычу янтаря? — Спросила я, отстраняясь от мужа.

— Нам вон за те кусты. Саму жилу дед закольцевал и оставил во внутренней заводи острова. Не хотел, чтобы о прибыльности острова узнали. По сути, он окружил жилу корнями и омывая их парой небольших рек, заставляет вымывать янтарь и оставлять его на острове, но не выносить на берег, на котором его все могут увидеть.

— У вас очень умный предок. А как же шторма? Они-то задевают внутренние заводи и вытаскивают его на всеобщее обозрение.

— Это да. Но я и мои родные примерно знаем, когда наступает период штормов. Мы собираем все, что намывает. После шторма опять на сборы идем. Мелочь, что смывается, не столь