– Нихилитас, – нахмурившись, обронил Серый.

Чарослово придавило душу могильной плитой. Ничего больше не имеет смысла. Мы уже проиграли. Зачем бороться, если надежды нет?

Выдохнув, я ударила чаросветом во тьму, где заметила движение, и тварь вроде пса Альваро клацнула зубами и бросилась прочь, взмахнув колючим хвостом. От войска теней остались ошметки, но вдруг надежда еще есть?

Шрам на бегу швырнул кинжалы с обеих рук, и чар с темным ежиком волос покачнулся и побледнел. Его лицо обиженно вытянулось, а серый мундир потемнел от крови.

– Они убили Келвина! – с искренним изумлением воскликнул белобрысый чар, когда его напарник упал.

– Мортас, – произнес Серый.

Чарослово упало, как камень в воду, и круги от него пошли все шире и шире. Звуки внизу оборвались: стихли стоны, не стало слышно бряцанья ножей и ругани. Мое сердце остановилось, и я будто забыла, что надо дышать. Первый упал на колени, хватаясь за грудь. Даже Шрам замер, будто наткнувшись на невидимую стену, но вскоре шагнул вперед.

– Вот упертая крыса, – выругался Серый, и из его ладоней выросли белые клинки света.

Я вновь ударила чаросветом – изо всех оставшихся сил, но Серый лишь улыбнулся.

– Не успела выучить боевые заклинания, тень? Какая жалость!

Тьма ожила, придвигаясь к людям, умирающим у башни, мягко шагнула когтистыми лапами, облизнула клыки. Когда в Порожки приедут чары, здесь не останется живых свидетелей. Да и не будет никто разбираться. Это все происходит с полного одобрения чаров. Главное – равновесие и спокойное будущее, где каждый знает свое место. Ради такого можно пожертвовать горсткой теней. Подумаешь, еще один сумеречный городок, не заслуживающий флажка на карте, даже если какого-то чара туда занесло.

Серый швырнул сверкающий клинок в Шрама, и тот заорал, перекатившись по земле и зажимая бок ладонью.

А потом ночь разорвало вспышкой, как будто вдруг в Сумерках вспыхнуло солнце. Ослепительно яркий чистый луч ударил в зеркала над моей головой и разлился над Порожками золотым куполом, отражаясь во всех ловушках для света и озаряя город ярко, как никогда.

– Бастиан, – прошептала я, выпрямляясь на крыше башни. – Бастиан! – заорала, срывая горло, как будто он мог меня услышать.

А это был он. Я не сомневалась ни капли. Это его свет, его тепло, его любовь. Я чувствовала присутствие Бастиана так ясно и отчетливо, как будто он стоял сейчас рядом со мной на этой крыше, продуваемой всеми ветрами.

Ночные твари подыхали от чаросвета, Порожки огласились визгом и ревом. Люди, освободившись от уз чарослов, вновь ринулись в атаку. А Серый развернулся ко мне. Белый клинок вышиб кусок парапета, и я упала, зашипев от боли и растирая ушибленную камнями ногу. От второго удара содрогнулась вся башня вместе с пылающими зеркалами. Он обрушит ее – и тогда все точно закончится. Все будет напрасно, и жертва Бастиана тоже! А прямо сейчас он отдавал все, что мог. Мне. Я не просила его об этом, это была не его война, не его месть. Но это была его любовь, которая не давала мне права сдаваться.

Я вскочила на ноги в тот момент, когда Серый вновь занес сияющий меч для удара. Пусть я толком не научилась управлять чаросветом, но у меня была тьма.

Густая мгла поднялась, оторвавшись от земли. Черные тугие щупальца, послушные моей воле, обвили ноги Серого, поползли вверх, обхватили запястья, заставляя опустить руки, сдавили горло, забрались в рот, уши, глаза.

Он попятился, вытаращив ослепшие глаза, отмахнулся мечом, разинул рот, из которого не вырвалось ни звука. Я сжала пальцы, и тень оплела его змеей, выдавливая жизнь. Шрам, зажимая рану в боку, шагнул к чару, и очередной кинжал вошел в серую грудь до самой рукоятки. Зеркальный щит Первого сорвался с руки и впился острым краем в шею другого, с золотым чубом. Белый бросился бежать, и вслед ему полетела стая ножей. А потом свет, так ярко озаривший Порожки, погас.

– Бастиан, – прошептала я.

Не помню, как слетела по лестнице, как пробралась через толпу к чаромобилю.

– Тебе надо уходить! – кричал Первый, обхватив меня за плечи. – Уходи, Мэди!

Я рефлекторно вытерла капли слюны, попавшие мне на щеки. Первый походил на безумца, а его светлые глаза так горели от злобной радости, что его можно было бы принять за чара.

– Мы победили, – выдавил Шрам, зажимая ладонью рану, и между его пальцами сочилась кровь.

– Тетя Рут?.. – с надеждой спросила я, но он покачал головой.

– Жертвы не напрасны. Это лишь первая победа! – воодушевленно воскликнул Первый. – Мы бы без тебя не справились, Мэди!..

Он говорил что-то еще, но я не слушала. Мы бы не справились без Баса. Я ничего без него не могу. Его свет погас, и мне точно вырвали душу. В зеркале дальнего вида отразилась таверна, пылающая как факел, и слезы хлынули по щекам. Но я надавила на педаль, и чаромобиль сорвался с места, осветив фарами путь.

***

Я проехала не меньше половины пути, когда серое небо надо мной прорезал луч, устремившийся в сторону Порожков. Город выжил, но какой ценой… В момент трусливой слабости я пожалела, что не могу вычеркнуть теснящиеся в голове воспоминания: пылающую таверну, Шрама, зажимающего бок широкой ладонью, черные щупальца тени… Я убила человека сегодня. Пусть это не мой нож вонзился ему в грудь, но фактически убила его я. Всех этих чаров. Я даже не знала, как их зовут, но и они не знали моего имени. Однако пришли забрать мою жизнь, как будто имели на это право.

Меня потряхивало от пережитого, но я сжимала руль и неслась к башне, где был Бастиан, и луч в небе указывал мне дорогу.

Только бы Бас остался жив.

У подножия башни толпился народ, наверху копошились рабочие. Я выскочила из чаромобиля и подошла ближе, прислушиваясь к разговорам.

– Как он мог засветить так далеко?

– Так высший чар.

– Высший не высший, а мозгов нет.

– Какой дом?

– Альваро.

– Где он? – спросила я, и взгляды устремились на меня.

Однако никто не посмел отмахнуться – форма академии чаросвет делала меня персоной, с которой надо считаться.

– Где тот чар, что светил с башни? Он жив? – повторила я.

– Когда увозили, был жив, – с вызовом в голосе произнес крупный усатый мужик.

– Куда? – выдохнула я, схватив его за грудки. – Куда его увезли?

Мой голос сорвался, и я попыталась встряхнуть мужика, но тот стоял неподвижно как глыба.

– В лечебницу при академии, – ответила вместо него какая-то сердобольная бабулька. – Ты не волнуйся,