Сеньор Кассилья подошёл к большой квадратной печке и подкинул туда дров.

– Попьём чайку и поговорим. Я знал вашу покойную бабушку, когда вы ещё жили здесь в Малаге. Тогда ещё не было гонений на тех, кто обладал даром. Да и не делили их на тёмных и светлых. Все колдуньи были одинаковые, их называли одарёнными.

Я присела на крепко сбитый грубый стул, Паула пристроилась неподалёку и уже клевала носом.

Кивнула, показывая, что слушаю.

– Ваша бабушка моей дочке здорово тогда помогла, когда пошла эпидемия чёрной оспы. И вас помню, совсем малышку. Уже тогда говорили, что дар передался и вам.

– Но как же вы меня узнали? – прервала я его.

На мне всё ещё было закрытое платье, и платок, который я намотала на голову и прикрыла даже лицо.

– По глазам, – улыбнулся сеньор Кассилья. – Они у вас как у сеньоры Монтеро, синие, будто заглядываешь в глубины океана. Понимаю, почему вы скрываете внешность, такую красавицу сразу узнают.

Его слова резанули по сердцу лезвием. Да уж… красавицей меня вряд ли бы кто-то назвал. Можно ли исправить то, что произошло со мной? Простой крем здесь точно не поможет.

– Я скрываю внешность не поэтому. Вы же знаете, где я была, раз не удивились тому, что встретили меня со служанкой на дороге?

– Знаю. Помню, что после смерти вашей бабушки, вы с матерью уехали в Марбелью к её брату.

– К Гробовому Барону?

– Ну да. Тогда уже начались гонения на одарённых. Ваша мать хотела защитить вас. А потом до нас дошли слухи, что вы вышли замуж. Но кто же знал, что вы породнитесь с этой женщиной?

– С этой женщиной?

– С вдовствующей герцогиней Наварра. Всё знают, что они ненавидят одарённых. Инквизиция пляшет под её дудку.

Я поняла, что в народе к ведьмам относились если не с теплотой, то вполне понимали, что они полезны и зла не желают. Получается, все проблемы пошли откуда-то «сверху». И Алиссия приложила ко всему руку

Должно быть, в этом мире технологический прогресс заменяла магия.

– Я потеряла память, – пояснила я. – И почти ничего не помню. А внешность я скрываю совсем по-другому.

Я поднесла руку к лампе. И тогда сеньор Кассилья всё понял.

Сухая тонкая кожа. Старческие пятна.

– Это не рука молодой женщины, – в моём голосе против воли проскользнула горечь.

– Пресвятые! Что же они с вами сделали? Я, признаться, знал, что вы не по своей воле живёте в загородном доме. Ходили слухи, что вы разочаровали мужа, и вас выслали из столицы.

Одно хорошо – значит публично меня не обвиняли. Просто выслали под каким-то предлогом.

– И помню ведь, четыре года назад впервые увидел вас в окне второго этажа, – продолжал мясник. – Вы смотрели с тоской и были бледной, но выглядели обычной. Не такой….

– Поэтому я ношу платок. Чтобы никого не шокировать.

– Какое бесчинство! Они уморили вас! – принялся возмущаться сеньор Кассилья. – А всё ради того, чтобы герцог взял молодую жену? Люди говорят, поэтому вас спрятали.

Вряд ли можно просто уморить до такого состояния. Алиссия планомерно и годами выкачивала из меня жизнь.

А насчёт молодой жены интересно…

Маркос решил, что я помру, и он тут же женится? Наверное, тридцатилетняя женщина в этом мире считалась уже старухой. Небось восемнадцатилетнюю себе присмотрел.

Я отпила чая, который передо мной поставил мой новый знакомый.

– Поэтому вы решили мне помочь?

– Да! Я сразу понял, что они хотят вашей погибели! Как пить дать! Но я помню сделанное мне добро. Не будь вашей бабушки, я бы своих внуков не нянчил. Не было бы уже моей дочурки на этом свете. Так что можете на меня рассчитывать. Я не подведу, Ваша Светлость.

Было отрадно понимать, что есть светлые люди в этом жестоком мире.

Сеньор Кассилья хотел помочь нам покинуть город на следующий день, но Маркос зашёл далеко, пытаясь найти меня.

Он перекрыл въезды и выезды не только в нашем городе, но и в соседних. Все деревни прочёсывали, даже те, где почти никто не жил. Все обозы с товаром проверяли, постоялые дома обыскивали.

Мы с Паулой успели проскользнуть в безопасное место буквально в последний момент.

Сеньор Кассилья поселил нас на чердаке. Мы сидели тихонько, как мышки. Даже носа не показывали в серое крохотное окошко, служившее единственным источником дневного света. Там же ели за кривым старым столом и справляли нужду в ведро, стоящее в углу.

Просто ждали, когда можно будет сбежать. Не мог же Маркос искать меня вечно.

Так и случилось.

Спустя месяц жизнь в городе постепенно пошла своим чередом. Обозы перестали обыскивать, стража больше не смотрела на каждую черноволосую женщину с подозрением.

Но перемены произошли не только в городе.

За это время мне стало значительно лучше. Уже спустя неделю я вставала утром бодрой и полной сил, и очень жалела, что не могу выходить. Ноги перестали быть слабыми и больше не дрожали.

В какой-то момент кожа на моём лице и теле начала сходить практически струпьями. Зрелище было просто ужасное, я вся чесалась и страдала.

Паула выпросила у сеньора Кассилья оливковое масло, и я мазалась им с головы до ног. Служанка утверждала, что должно было помочь.

И вот, когда через месяц я спустилась на первый этаж и смогла посмотреть на себя в небольшое мутное зеркало, висящее на стене, то увидела, что выгляжу значительно лучше.

Да, кожа была пятнистой, кое где бугристой. Но я надеялась, что спустя ещё какое-то время, всё станет значительно лучше.

И самое страшное, Изабелла и я действительно были одним лицом. Даже родинки были на том же месте. Это пугало и вызывало вопросы. И я надеялась всё-таки найти ответы рано или поздно.

Я была настроена поехать к Барону Монтеро, или Гробовому Барону, как его называли. Пауле за это время удалось передать весточку матери, и она уже ждала с малышом нас в другом городе. Мы очень надеялись, что нас не выследят по следам родственников Паулы, но бросить их никак не могли.

Сеньор Кассилья собрал нам сумки, положив туда еды, воды, тёплых одеял. И даже дал немного денег. Я обещала всё вернуть, как только встану на ноги. Было стыдно, он и так не был слишком уж богат.