— Я сама… — начала я, но она оборвала меня взглядом.

— Ты не можешь даже руку поднять. Не спорь.

Она была права. Руки висели плетьми, пальцы не слушались. Тара осторожно, стараясь не причинить боли, помогла мне раздеться. Сняла нагрудник, рубаху, штаны. Я сидела в одном нижнем белье, и только сейчас увидела, во что превратилось мое тело.

Руки были покрыты ссадинами и синяками от подъема на голема. Ладони ободраны до мяса в нескольких местах. На правом колене огромный фиолетовый синяк. Но хуже всего были следы на груди.

Там, где Сердце Голема прижималось к коже, остались странные отметины. Не ожоги. Не раны. Скорее… узоры. Тонкие, серебристые линии, расходящиеся от центра груди к плечам и вниз, к животу. Они не болели, но выглядели пугающе. Словно кто-то нанес на мою кожу металлическую татуировку.

— Что это? — прошептала Тара, осторожно проводя пальцем по одной из линий.

— Не знаю, — ответила я честно. — Наверное… след от артефакта.

Тара ничего не сказала, но я видела беспокойство в ее глазах. Она помогла мне надеть чистую ночную рубашку, которая висела на стуле, и уложила в кровать, укрыв одеялом по самый подбородок.

— Лукас, — позвала она. — Принеси воды. И найди в кладовой травяной чай. Мята и ромашка, если есть.

Мальчик кивнул и убежал.

Тара села на край кровати и взяла мою руку. Ее пальцы были сильными, теплыми. Я вдруг почувствовала, как навертываются слезы. От облегчения. От усталости. От благодарности за то, что есть кто-то, кто заботится.

— Я боялась, — тихо сказала Тара. — Когда ты ушла с ними… Я знала, что это опасно. Но не знала насколько. Мы с Лукасом сидели здесь, ждали. Он не отходил от окна, все высматривал тебя. А потом раздался… звук. Глухой гул, идущий из-под земли. Дом затрясся. Лукас испугался, начал терять контроль. Я еле успокоила его. А потом… тишина. Гул прекратился. А потом крики, все кричали что вода отступила.

Она сжала мою руку сильнее.

— Мы выбежали на площадь и увидели… толпу. И тебя. На руках у инквизитора. Я думала… — голос дрогнул. — Я думала, что опоздала. Что ты…

— Я здесь, — прошептала я. — Живая. Благодаря ему тоже.

— Я видела, как он на тебя смотрит, — Тара покачала головой. — Боги свидетели, я видела многое. Но чтобы маг-инквизитор так смотрел на техномага… Это что-то новое.

Снизу донеслись звуки. Входная дверь, голоса. Тяжелые шаги на лестнице.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Торбар. Гном-целитель выглядел встревоженным. Его обычно спокойное лицо было серьезным, борода растрепана, словно он бежал всю дорогу. За ним следовал Сорен, его лицо было непроницаемым, но я заметила, как он бросил быстрый, оценивающий взгляд на меня.

Торбар подошел ближе и начал методичный осмотр. Сначала пульс. Короткие, толстые пальцы нащупали вену на моем запястье, и гном замер, считая удары. Нахмурился.

Потом температура. Он приложил ладонь ко лбу, к шее, к груди над сердцем.

— Раздеться нужно, — буркнул он. — Полностью. Надо осмотреть.

Тара помогла мне снять рубашку. Я лежала, прикрытая одеялом лишь наполовину, и чувствовала себя невероятно уязвимой. Сорен отвернулся к окну, давая хоть какое-то подобие приватности.

Торбар начал осмотр с головы. Ощупал череп, проверяя на наличие шишек или трещин. Заглянул в глаза, оттягивая веки. Осмотрел уши, горло. Потом перешел к телу.

Когда его пальцы коснулись серебристых узоров на груди, он замер. Провел по одной линии. По второй. Наклонился ближе, разглядывая.

— Что это? — спросил он резко, поворачиваясь к Сорену. — Откуда эти метки?

— От артефакта, — ответил маг, не отворачиваясь от окна. — Сердце Голема. Она использовала его для активации древнего конструкта.

— Сердце… — Торбар выругался на гномьем. Длинно, сочно, с такими оборотами, что я, не зная языка, все равно поняла суть. — Ты, девочка, в курсе, что творила?

Я слабо кивнула.

Он продолжил осмотр. Прощупал живот, ребра, проверил рефлексы, постучав по коленям. Осмотрел ссадины на руках, синяки. Все это время его лицо становилось все мрачнее.

Наконец, он откинулся назад, тяжело вздохнул и покачал головой.

— Ну что ж, — сказал он глухо. — Скажу как есть. Она выжгла себя изнутри. Магическое истощение такого уровня я видел лишь однажды. И тот маг не выжил.

Тишина повисла в воздухе. Тара побледнела. Сорен резко обернулся от окна.

— Что это значит? — спросил он, и голос был ровным, но я слышала напряжение за этим спокойствием.

— Это значит, что она отдала артефакту почти всю свою жизненную силу, — Торбар встал, отряхивая колени. — Ее магические каналы… представь русло реки, по которому прошел паводок. Разрушенное, изношенное. Им нужно время, чтобы восстановиться. Много времени.

— Сколько? — спросила Тара.

— Недели. Может, месяцы. — Гном достал из своей сумки несколько флаконов с жидкостями разных цветов. — Вот это, — он поставил на прикроватный столик флакон с зеленоватой жидкостью, — три раза в день, по ложке. Для восстановления сил. Это, — темно-красный флакон, — на ночь. Поможет спать без кошмаров. А это, — прозрачная жидкость, — если боль станет невыносимой. Но не больше двух ложек в сутки, поняла?

Тара кивнула, запоминая.

— Ей нужен покой, — продолжал Торбар. — Полный покой. Никакой магии. Еда легкая, бульоны, каши. Много воды. И сон. Ее тело будет само восстанавливаться, но только если дать ему такую возможность.

Он посмотрел на меня.

— Ты, девочка, попала в самую гущу. Но выжила. А это уже чудо. Так что слушайся, что говорят, и не вздумай вставать раньше времени. Ясно?

— Ясно, — прохрипела я.

Торбар кивнул и направился к выходу. У двери остановился, обернулся.

— И еще. Эти метки, — он кивнул на мою грудь, — они не исчезнут. Останутся навсегда. Это цена, которую ты заплатила…

Он ушел. Тяжелые шаги прогремели по лестнице, потом хлопнула входная дверь.

Тара помогла мне снова надеть рубашку и укрыла одеялом. Взяла зеленый флакон, налила ложку и поднесла к моим губам.

— Пей.

Я послушно выпила. Жидкость была горькой, с травяным привкусом, но почти сразу я почувствовала, как тепло разливается по телу. Не физическое тепло. Что-то другое. Словно внутри зажгли маленький огонек.

— Спасибо, — прошептала я.

— Не за что, сестра, — Тара поправила одеяло. — Ты бы