Объяснить Аленке, что топор – не универсальный способ решения конфликтов? Попробуем.

Отговорить Алешу на Кощея Бессмертного с мечом идти? Тоже ко мне.

А в конце, кофию заморского заварив, да на балкончике устроившись, вдохнуть прохладу вечернего осеннего воздуха, поднести с наслаждением к губам чашку глиняную, да отхлебнуть черный, как сама ночь и как глаза соседушки темного, напиток волшебный… мечта!

Первый глоток был… странным. Горьковато-травянистый привкус, не похожий на привычную благородную горечь, удивил и опечалил. Я поморщилась. «Наверное, новый сорт, – подумала я. – Или Баюн в очередной раз лапами в закрома лазил». Но отказываться от долгожданного кофия сил не было. Я допила чашку до дна, поставила ее на стол и, почувствовав неожиданный прилив бодрости и радостно направилась за калитку. Лебедяна обещала показать мне новый кокошник – с жемчугом и кружевом, как у столичных модниц.

Я уже почти вышла на опушку, как из-за старого дуба, словно сама тень, возник Кощей. Он стоял, заслонив собой тропинку, скрестив руки на груди, и смотрел на меня с таким невыносимо самодовольным выражением лица, что вся моя радость мигом испарилась.

– Премудрая, Василиса Ильинична, хозяйка наша ненаглядная, – начал он с притворной учтивостью. – Не задержу. Всего пара вопросов.

– Говори, – буркнула я, пытаясь его обойти. – Только быстро. У меня дела.

– Первый: правда ли, что в детстве ты, пытаясь повторить бабушкин фокус, случайно превратила своего кота в кактус и три дня его поливала, чтоб родители хворостиной не отходили?

Я застыла с открытым ртом. Откуда он знает?! Об этом знали только я, бабушка и бедный Васька, который потом месяц спал среди горшков на подоконнике. Я собиралась соврать, выдумать что-то, но вместо этого с моих губ сорвалось тихое, смущенное:

–Да…

Кощей улыбнулся. Шире. Его глаза блеснули.

– Второй: считаешь ли ты королевича Енисея хоть сколько-нибудь разумным существом?

– Да какой же он дурак! – вырвалось у меня с неподдельным жаром, и я тут же в ужасе прикусила язык: негоже так о королевской особе! Но было поздно. – Ну, то есть… он, конечно, благородный… но дура-а-ак! Если меня бабушка за него замуж выдаст, я… я… я мавкой стану! В реке жить буду, а во дворец не пойду!

Последние слова я проговорила с такой искренней обидой, что сама себе удивилась. А Кощей… Кощей расцвел, как тот самый кактус-Васька. Он засмеялся тихим, бархатным смехом, от которого по спине побежали мурашки.

– Что ты сделал?! – прошипела я, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец.

– Ничего особенного, – пожал он плечами, делая шаг вперед. – Просто твой утренний кофий был… слегка окроплен зельем искренности. Безвредным. К завтрашней полуночи выветрится.

Он приблизился еще на шаг. Теперь между нами не было и полуметра. От него пахло холодным ночным воздухом, старыми книгами и чем-то еще… странным, непривычным. Крапивой, что ли? Тени вокруг нас сгустились, и мне вдруг стало душно. Я попыталась отступить, но спина уперлась в шершавую кору дуба.

– И теперь, Василиса, – его голос стал тихим, интимным, проникающим прямо в мозг, – скажи мне. Почему ты так озаботилась моим… стилем? И зачем натравила на мой замок эту рыжую катастрофу, велев всему лесу величать ее хозяйкой?

Я чувствовала, как по всему телу разливается жар. Я видела его взгляд – пристальный, цепкий. Я видела его губы, тронутые той самой ядовитой улыбкой. И я знала, что сейчас, сию секунду, с моих губ сорвется правда. Та самая, глупая, детская, которую я сама от себя прятала. «Потому что не хочу, чтобы она там жила! Потому что не хочу, чтобы она была с тобой! Потому что…»