Деревянная лестница была узкой, и они постоянно натыкались на стенки. Всего через несколько шагов Джирон тяжело задышал.

— Давай, мы почти дошли, — сказала ему Эйми, — Тогда я приготовлю тебе чай в твоей любимой кружке. В твоей искре осталось ещё много энергии, и тебе станет лучше.

Она не была уверена, слушал Джирон или нет. Единственным ответом, который она получила, было ворчание.

Они были почти внизу, когда он упал. Он превратился в мёртвый груз в руках Эйми, и она не смогла удержать его. Он с глухим стуком рухнул на лестницу, увлекая Эйми за собой. Она ударилась поясницей о деревянный край, но почти не почувствовала этого.

— Джирон!

Лежа на лестнице, она потянулась к нему, чтобы встряхнуть и ударить по лицу. Он застонал, но не поднялся. Эйми перепрыгнула через него и приземлилась у подножия лестницы. Она схватила его за рубашку и ремень и попыталась поднять.

— Давай, я присмотрю за тобой, и ты не можешь меня бросить. — Она напряглась, уперевшись ногами в нижнюю ступеньку. — Тебе нужно закончить шкаф, так что не бездельничай. Давай!

Она едва могла сдвинуть его с места, поэтому схватила за лодыжку и потянула. Он скатился по лестнице и с грохотом приземлился. Она подползла к нему и снова потрясла. Его лицо блестело от пота, дыхание было едва слышным.

— Пожалуйста, не поступай так со мной, — взмолилась она.

Глаза её дяди приоткрылись, и она притянула его голову ближе, чтобы смотреть прямо на него. Его губы дрогнули, словно он пытался улыбнуться. Затем в его глазах вспыхнула искра, в тот миг, когда он растратил последние силы, он умер.

Эйми склонила голову, позволив волосам упасть на лицо, и заплакала.

Глава 4. Изгнание

Эйми шла по тихим улицам города, когда над вершинами гор засиял рассвет. Каждое утро в течение последних трёх дней она ходила положить полевые цветы на общую могилу своих тёти и дяди. Она отправлялась в путь, пока было ещё темно, чтобы навестить их и вернуться домой до того, как город проснётся и люди выйдут на улицы, неся с собой оскорбления и презрительные взгляды. Её тётя и дядя были похоронены на дворцовом кладбище у подножия южной изгиба Кольцевых гор. У неё не было денег на надгробие, а если бы и были, ей не хватило бы смелости пойти в мастерскую каменщика и заказать его. Вместо этого у Джирона и Науры на могиле росла старая берёза. Её кора была испещрена тёмными и светлыми пятнами, как и её кожа.

У родителей, которых она никогда не знала, была могила на том же кладбище, за другой берёзовой рощей. Они утонули в море, так что хоронить было нечего, но её тётя всё равно заплатила за маленький каменный надгробный памятник для своей сестры и зятя. Раз в год Эйми навещала их могилу вместе с Наурой. Теперь она навещала всю свою семью в одиночку.

Спеша по Узкому проходу, она задумалась, не затруднено ли её дыхание сильнее, чем обычно. Каждое утро, просыпаясь, она надеялась, что у неё будет сдавлена грудь, пойдёт кровь из носа или она будет липкая и потная от жара. Но пока она была разочарована и здорова. Должно быть, её искра сильна, и она ненавидела это.

Когда Эйми свернула на Милл-стрит, дневной свет уже соскользнул с крыш зданий. Она была почти дома. Кольцевые горы защищали Киерелл, но и затеняли его, поэтому утро всегда сначала наступало на небе, и проходило какое-то время, прежде чем оно спускалось на городские улицы. Эйми увидела зелёную дверь опустевшей мастерской и ускорила шаг. Справа от неё хлопнула дверь, но она не обратила на это внимания, опустив голову и позволив длинным локонам скрыть лицо.

Услышав, как открылась ещё одна дверь, Эйми невольно повернула голову как раз в тот момент, когда её ударили по лицу. Что-то холодное и склизкое потекло по её щеке. Затем её окутал едкий запах, и она поняла, что в неё бросили тухлым яйцом. К ней приближались шаги, пока она пыталась вытереть лицо краем плаща. Она вздрогнула, когда кто-то толкнул её в плечо, сбив с ног.

— Что ты всё ещё здесь делаешь, коровье рыло? — спросила Нианна.

Эйми взглянула на неё сквозь ресницы, испачканные тухлым яйцом. На Нианне было синее платье, которое подходило к её красивым глазам, а длинные светлые волосы были собраны в аккуратный пучок. Даже с выражением отвращения на лице она была так прекрасна, что у Эйми защемило в груди.

— Я думала, у тебя хватит порядочности умереть вместе со своей семьёй, — сказала Нианна, подойдя достаточно близко, чтобы Эйми почувствовала запах её цветочного мыла, но на таком расстоянии, что Эйми не могла до неё дотронуться.

— Я бы хотела, — тихо сказала Эйми, — но моя искра слишком сильна.

— Сильна? — недоверчиво переспросила Нианна. — Твоя искра настолько слаба, что местами вытекает из твоего тела и лишает тебя цвета.

Эйми никогда не думала, что такое может случиться. Может быть, Нианна была права. Может быть, её искра уходила сквозь кожу, и когда она исчезнет, Эйми станет бесцветной и мёртвой.

— Почему ты всё ещё здесь? — спросила Нианна, снова толкая её плечом.

— Я здесь живу, — прошептала Эйми.

Нианна покачала головой.

— Я думаю, ты убила свою семью. Я думаю, что то, что изуродовало тебя, сделало их больными. Ты и своих родителей убила?

Её слова ранили Эйми, царапая её сердце, как драконьи когти.

— Я никого не убивала, пожалуйста, не говори так, Нианна. Мои родители утонули, а тётя и дядя умерли от обычной болезни. Несколько человек во Дворце переболели ею. Я слышала, что близнецы Линнарда тоже умерли на прошлой неделе.

— А, так ты ещё и двух маленьких мальчиков убила.

У Эйми заболело горло, и она почувствовала, как наворачиваются слёзы. Почему она не может заставить Нианну понять?

— Тебе здесь не место, — сказала ей Нианна, — и каждый раз, когда ты будешь выходить из этой пустой мастерской, я буду напоминать тебе об этом.

Она наклонилась, и Эйми заметила, что на булыжниках рядом с подолом её прекрасного синего платья стоит корзина. В ней было полно яиц. Эйми развернулась и побежала. Она почувствовала удар в спину, и её снова окутало облако вонючей серы.

— Оставлю-ка я эти тухлые яйца на завтра, уродина! — донёсся до неё крик Нианны.

Из-за слёз улица расплылась перед глазами, и она споткнулась, упав на мостовую. Приземлившись, она почувствовала боль в коленях, а Нианна позади неё рассмеялась. Она также поранила ладони, и они горели. Она поднялась на ноги, чувствуя боль в коленях, и вытерла ладони о брюки, чтобы стряхнуть грязь и кровь. Затем она заковыляла домой. В конце улицы она увидела свою зелёную дверь. Почти дома.

Затем кто-то другой подошёл к ней, вставил ключ в замок и открыл дверь.

— Эй! — позвала в шоке Эйми.

Она побежала, не обращая внимания на пульсирующую боль в коленях, и ворвалась в дверь вслед за мужчиной. Он обернулся в арке, ведущей в мастерскую её дяди, и на его лице отразилось удивление. Затем она узнала его стильную причёску и угрюмое лицо. Это был Хейтон, сын главы гильдии плотников.

— О, я слышал, что вся семья погибла, — сказал он и пожал плечами, как будто дальнейшее существование Эйми не имело значения. Он оглядел мастерскую. Она проследила за его взглядом и увидела брошенные дядей инструменты и почти готовый шкаф, который предназначался для дочери Фулкендена. В углах комнаты скопилась стружка. После смерти дяди она не утруждала себя уборкой. Она сморгнула подступившие слёзы.

— Тебе нужно уйти, — объявил Хейтон, поворачиваясь к ней.

— Но это мой дом, — запротестовала Эйми.

— Нет, это мастерская без арендатора, — сказал Хейтон. — И твой дядя никогда не платил взносы в гильдию, так что ты не имеешь права на его мастерскую. Я могу сдать её в аренду кому-нибудь другому из гильдии, кто будет зарабатывать больше денег и платить больше арендной платы, чем старый Джирон Вуд. Даю тебе время до следующего колокола, чтобы забрать всё, что хочешь, а потом уходи.

— Мне некуда идти.

— Это не моя проблема.

Эйми хотелось закричать и наброситься на него, выгнать из своего дома, единственного места, где она всё ещё чувствовала связь со своими тётей и дядей. Она сделала решительный шаг вперёд. Мужчина тут же отпрянул.