рекламку с полумесяцем, я хлопнула дверцей своей машины и завела мотор, намереваясь покинуть это место.
Карие глаза Матвея под чуть тяжелыми веками безумно выпучились, как будто выскочили из орбит.
С кривящимся в тряпочку лицом он что-то бешено прокричал и запрыгнул за руль своей слегка приукрашенной «ласточки».
Всегда такой спокойный и ироничный, он просто сошел с ума и со всей мочи надавил на газ.
– Да он спятил… – прошептала я, сворачивая направо, чтобы поскорее вырулить со стоянки.
За поворотом стояли ДПС-ники. Разумеется, в глазах полиции я тоже не буду выглядеть белой и пушистой – достаточно посмотреть по камерам, как я раскрашивала машину Матвея.
Но я же не дура, чтобы вредить самой себе. Максимум, что там будет – это штраф.
Однако уж больно мне не понравился фанатичный взгляд бывшего жениха.
Впереди замаячили тяжелые опоры парковки, разлинованные черным и желтым…
Матвей на своей раскрашенной машине разогнался под сотку. Я видела его искореженное лицо…
То, как он судорожно стиснул баранку и решительно свел губы бубликом, на мгновение показалось смешным. Но ничего смешного тут не было.
Я выкрутила руль, чтобы уйти от столкновения и у меня бы это получилось.
Я была опытным водителем с большим стажем.
Но на ближайшем столбе вместо черно-желтых полосок возник чертов полумесяц!
Он вспыхнул и притянул меня...
Я на полной скорости влетела прямо в него!
Столкновение, страшный лязг, треск, летящая в пространстве машина, внутри которой была я, полумесяц перед моими глазами…
Так я, Аня Максимова, и попала в тело своей ровесницы – Максимилианы Роуэн в тот самый миг, когда Бладина Левак загнала в голову куклы вуду первую иглу…
Попала в него уже три, а может, четыре месяца назад, но пряталась, пока любовница Кайзера вонзала эти иглы, одну за одной…
Может, Макси, действительно, и спятила бы так, полностью утратила свой разум и сгнила в психушке, куда ее сослали по милости Блади и Кайзера.
Но та, последняя иголка Балдины окончательно убила в этом теле Максимилиану.
Осталась лишь я – душа, случайно сюда попавшая и чудом укоренившаяся.
С полностью чистым разумом и памятью прошлой хозяйки тела. В этом мире и в этом теле.
И я не из тех, кто льет слёзы над своей горькой судьбинушкой. Я из тех, кто берет все в свои руки и действует, как бы жизнь не била.
Максимилиана – значит, Максимилиана.
Будем работать с тем, что есть.
ГЛАВА 6
Внешность Макси я помнила смутно – очень хотелось подойти к зеркалу и хорошенько, уже с ясным чистым разумом рассмотреть, какой я теперь стала.
Но психам в их палатах, похоже, зеркала были категорически запрещены.
Особенно буйным – таким, как я.
Благо, хоть смирительную рубашку с меня сняли.
Я принялась ощупывать свои волосы и лицо – пальцы наткнулись на мягкую кудель.
Но главное – очки. Очень толстые и тяжелые очки, от которых ломило переносицу.
Но стоило мне их снять, как палата превратилась в бесформенное желтое пятно – по-моему, у Макси был минус шесть, а то и больше.
Надо же, а я думала, что больше никогда к этому не вернусь...
Будучи Аней, я как раз недавно сделала операцию по восстановлению зрения.
Но даже до операции оно у меня не было настолько ужасным, как у бедной Макси!
Встав с постели, я задрала казенную рубашку до груди в безуспешной попытке оценить свое новое тело.
И тут…
Кое-что заметила на своей ноге.
Это был тот самый знак! Черный полумесяц, который преследовал меня перед попаданием в тело Максимилианы!
Теперь он украшал мое бедро в виде тонкой татуировки.
Полумесяц был небольшим, размером с монету.
Насколько я помню, такого тату у настоящей Макси не было.
– Это из-за тебя я сюда попала, да?
Потерла полумесяц пальцами, но, разумеется, безуспешно. Он был, как дьявольское клеймо.
Покачала головой, опустила рубашку обратно и снова улеглась в постель.
Про то, кто я, я вспомнила, и никогда не забуду.
И тогда я принялась вспоминать жизнь Максимилианы.
Но на ум шли только сотни рецептов пирогов и тортов, средств для стирки и масок для лица, до которых прошлая хозяйка тела была большая охотница.
Даже удивительно, как при таких кулинарных знаниях Макси умудрялась так отвратительно готовить?
Когда торты уже заполонили мое сознание без остатка, я поняла, что должна сделать паузу.
Сейчас в моем положении остается только одно – спать.
Спать и набираться сил, хоть сон совсем не шел…
Утром пожилая морщинистая сестра милосердия Ульха с выражением лица, больше напоминающем кирпич, принесла тарелку холодной овсяной каши и две ярко-зеленые таблетки.
Кашу я съела до последней крошки, несмотря на ее омерзительный вкус. Силы мне здесь нужны – надо есть.
А вот таблетки только сделала вид, что выпила.
Знаем мы эти волшебные таблеточки, которыми пичкают в сумасшедших домах!
После завтрака пациентов психбольницы вывели на прогулку.
Это была хорошо просматриваемая огороженная забором территория, вылизанная до стерильности.
Зеленые лужайки, клумбы с белыми пионами, ни одного дерева и милосердные сестрицы с пристегнутыми к поясу дубинками, зорко следящие за порядком.
Дом для содержания душевнобольных, или, как его называли, долгауз, был построен на отшибе Твинбрука – города, расположившегося на крутом холме.
Викторианский туманный городок утопал в изумрудной зелени. Высокие узкие дома с острыми шпилями смотрели на часовую башню, которая высилась в самой верхней части города. Туман, рассеянный и прохладный, ластился к черепичным крышам, обвивал резные балконы, размывал четкость линий кованых оград. Неяркое солнце пронизывало его насквозь, подсвечивая своим золотисто-зеленым светом.
В воздухе витал аромат влажной земли и дыма из каминных труб, смешиваясь с запахом гиацинтов, гортензий и гладиолусов, что цвели в палисадниках и тенистых садах.
У подножья холма мрачной черной стеной начинался еловый лес – его таинственная глубина манила и отталкивала одновременно, шептала о неизведанном и пугала тенями, крадущимися из-под полога вековых деревьев.
Твинбрук словно сошел со страниц сказок братьев Гримм, которые я, кстати, хорошо знала, потому что любила читать в детстве.
Но я тогда и представить не могла, что такой мир существует на самом деле, и когда-нибудь я в нем окажусь.
По правде говоря, будь у меня выбор, я бы предпочла что-то менее мрачное и более жизнеутверждающее, например, мир Винни-Пуха или Смешариков.
Но выбирать, разумеется, не приходилось…
– Привет, ты новенькая? Как тебя зовут?
Передо мной стояла женщина лет сорока, одетая в такую же желтую фланелевую сорочку, как