Одиночество, преследовавшее меня всю жизнь, и полная зависимость от сестры могут наконец остаться позади. У меня может быть друг, который всегда со мной, воин и защитник.

Злая решимость зарождается в моем животе, и я сажусь на ледяной пол, прижимая ладони к его холодной и твердой поверхности.

Я проживу достаточно, чтобы снова её увидеть.

Я обязана. А значит, я должна найти способ вылечиться от обмороков.

Помещение вокруг меня изменяется, статуи с воспоминаниями, связанными с моим недугом, вихрем проносятся мимо.

Первым открывается воспоминание о сестре и её вере в тиару, так что около часа я просматриваю наши разговоры об отсутствующих камнях и легендах о том, на что способна богиня льда Скади3 и её тиаре. Потом я вижу недавнее воспоминание, в котором Эрик говорит, что его змея способна вылечить некоторые заболевания разума.

Может ли он мне помочь?

Следующим приходит еще более недавнее воспоминание. Мы с Каином стоим около входа в Сокровищницу. Он завлекает меня словами о том, что за запечатанным входом есть нечто, способное меня исцелить. Возможно, он говорил правду.

В последней статуе содержится воспоминание о моей матери, стоящей рядом с тремя целителями. Все они выглядят мрачными, и никто не смотрит мне в глаза. Я совсем молода, и хотя стою рядом, они говорят обо мне так, будто меня там нет.

— Любой из обмороков может стать последним, — говорит женщина.

Моя мать угрюмо кивает.

— Мы так и думали. Сколько у нее времени?

— Невозможно предсказать. Это может быть как день, так и столетие.

— Будут ли признаки того, что обморок окажется смертельным? Нечто, на что обратить внимание? — пытаюсь уловить чувства в голосе матери, но он холоден, как обычно. Она в прямом смысле ледяная королева. Все её поступки и слова холодны. Но это не значит, что она меня не любит.

— Нет, Ваше Величество. Она просто… — мужчина постарше смотрит на меня с жалостью во взгляде, — не придет в себя.

Больше статуй не появляется. Пространство вокруг меня сияет и идет рябью, снова превращаясь в комнату для сохранения воспоминаний.

Я делаю несколько глубоких вдохов.

— Столетие, — говорю я вслух. Так сказал целитель. — Как день, так и столетие. И это было двадцать пять лет назад.

Много лет назад я решила, что не буду жить в страхе. Не буду ждать смерти.

Но моим способом избегать устрашающей реальности было забивать голову чем-то другим, никогда не останавливаться и действительно об этом не думать, никогда не давая ужасу возможность победить. Моя неспособность концентрироваться, мой слишком активный разум — порождения страха. Я не хочу думать о смерти, так что никогда не дам себе шанса.

Фрейдис4 преподнесла мне тиару Скади как нечто, на чем я могу сосредоточиться, и это сработало. Даже если это не дало мне той надежды, что испытывала она сама, все равно мои разум и тело были заняты этим несколько лет.

Сейчас у меня есть еще больше моментов, требующих внимания. Мой мозг наполняется новой полезной информацией на занятиях каждый день, и риски, связанные с моей способностью сосредоточиться, тоже стали выше. И я хорошо справляюсь с давлением. Становлюсь лучше. Потому что наградой станет звание Валькирий.

Кто знает, что будет дальше? Поможет ли мне Сигрун? Сможет ли она побеседовать с богами или Высшими фейри, и попросить их помощи?

Даже если нет, наверняка мои шансы выжить будут выше, если я буду благословлена силой Стража Богов?

От переполняющей меня надежды, сжимаю кулаки.

Я должна выжить в Фезерблейде и доказать, что достойна. Должна найти способ стать Валькирией до того, как умру.

Струи снова бьют вокруг меня, и я создаю статую с новым приливом концентрации.

Это воспоминание о нашем разговоре с Каином после того страшного урока глимы5.

Мое больное горло сжимается, когда я слышу, как он говорит те самые слова:

«Моя месть принадлежит мне. Она моя по праву, и она, блядь, свершится».

Как я могу помогать ему? И в первую очередь, почему уже помогла?

Я заново переживаю свой отказ открыть Сокровищницу и глубоко вдыхаю, когда в середине разговора врывается Снежный Великан.

Скорость Каина, безумное желание чудовища убивать, мой страх от осознания того, насколько бесполезной я была в бою — все исчезает, когда я вновь переживаю последний момент. Когда вижу её.

Когда я заканчиваю статую, она приобретает форму огромного, яростного медведя, и думаю, она самая красивая из созданных мной.

Даже здесь, в моем спокойном убежище, мне тяжело не чувствовать панику при мысли о том, что она исчезла. Я хочу, чтобы она вернулась. Мне нужно, чтобы она вернулась. Мне нужно узнать о ней больше, о том, кто и что она для меня, и как во имя Судеб она расправилась со Снежным Великаном, не овладевая мной.

Может, она вовсе и не валь-тивар, думаю я, глядя на её ледяную копию. Если нет, это объяснило бы многое. В конце концов, у меня почти нет магии льда, так откуда у меня возьмется магическое животное?

Но… Может ли быть, чтобы огромный медведь просто появился, чтобы спасти нас, и тут же исчезнуть?

Глубоко вдохнув, вспоминаю чувство, охватившее меня, когда я посмотрела ей в глаза. Нет. Я точно знаю, что она как-то связана со мной. Возможно, она — нечто новое?

Если она моя валь-тивар, значит, Фезерблейд считает меня достойной стать Валькирией? В этом очень мало смысла. Я самая слабая среди новобранцев, и кто угодно другой бы лучше сражался с Великанами.

Меня переполняют сомнения, и я прикусываю щеку.

Может, потому она и исчезла, Мадди. Увидела тебя и поняла, что ты недостаточно сильна.

Если дело в этом, я буду тренироваться больше. Стану сильнее. Стану достойной её. И тогда она вернется. Она должна вернуться.

Струи воды снова бьют вверх, и я удивляюсь, потому что думала, что закончила создавать статуи. Но в памяти возникает лицо Снежной Великанши, лежавшей в воде около Великого Чертога Одина. Появляющаяся передо мной статуя содержит детали, мельчайшие детали о Великане, с которым мы сражались с Каином: то, как он двигался, какие издавал звуки, какими были черты его лица и разницу между той, что лежала в воде. Затем память воспроизводит разговор Стражей Одина о том,