Юное сердце загорелось праведным гневом. Всю свою жизнь Сяо Ту оправдывал данное ему имя, жил тихо и честно. Ну если только чуточку не совсем… Но то было в далеком детстве. Кто назовет преступником мальчишку, в праздник своровавшего с кухни лишнее печенье?

– В качестве платы приму и подвеску. – Приобняв писаря за плечи, чиновник указал на висевший у того на шее кусок нефрита. – С одной стороны инь и ян, а с другой – лотос. – Он покрутил украшение. – На монаха ты не похож. Значит, украл, когда прислуживал в монастыре?

– Нет же! – выскользнул из-под руки чиновника Сяо Ту. – Этот нефрит мне подарил настоятель, а ему, в свою очередь, бессмертный мастер У Лин. Потому и не могу отдать его вам. Смотрите, здесь скол, так что если мастер когда-то увидит его, то непременно узнает о нашем договоре. Тридцать серебряных я принесу, принесу, – юноша попятился спиной к выходу. – Завтра принесу…

Покидал поместье он в совершенно расстроенных чувствах, пряча злосчастный камень на шее как можно лучше. Так, чтобы увидеть его можно было, только юнца раздев.

На улице отголосками шумел второй день празднования фестиваля фонарей, но Сяо Ту вовсе было не до радости.

Только подумать, через что он прошел, чтобы добраться в Интянь с са́мого запада!

Обида сжала грудь.

«Ведь ты так старался!»

Сколько долгих месяцев он не видел близких, родной дом и поминальную табличку с именем усопшего брата, которую вырезал и вывел неровным почерком сам… Лишь хранил в своих пожитках принадлежавшую тому бамбуковую флейту, которую могучий Да Сюн передал Сяо Ту в день, когда уходил на войну.

«Ты плохой сын. Все напрасно», – нашептывало отчаяние.

Неужто теперь он придет в дом родителей с совсем пустыми руками? Как ему смотреть в глаза дорогой Мэй Мэй?

Глава 4

Сяо Ту плелся по светлым и темным улицам, не разбирая дороги и не видя людей. Кругом зажигались фонари, в театре теней играли куклы, артисты танцевали и пели, а горожане любовались представлениями и ели сладости. Но для писаря, потерявшего надежду, праздник проходил словно где-то вдали, а здесь, сейчас, юноша утопал в отчаянии.

И утопал он наяву, незаметно для себя ступив в глубокую вязкую яму пустого переулка. С каждой минутой он уходил все глубже, но совсем не заботился о том, чтобы спастись. Казалось, отчаявшийся юноша был счастлив утонуть.

«Нет в этом городе места для тебя, – продолжал нашептывать печальный голос. – Тебе нигде нет места. Ты один».

«Всего-то нужно найти тридцать серебряных, – ласково увещевал другой. – У тебя мало времени. Но не обязательно трудиться. Добыть денег можно и легко».

– Я не могу. Так нельзя, – отвечал Сяо Ту, но рассудок будто покидал его.

«Так если торговцы обманывают, а чиновники ждут взяток, значит, и тебе можно».

– Но я стану плохим человеком.

«Отчего же? Ты ведь не разбойник какой и не будешь грабить хороших людей. А если бы и так, то позже ты станешь писарем и отплатишь всем, кого обидел».

– Нет, так неправильно. – Голос Сяо Ту звучал неуверенно и слабо.

«Тогда что тебе остается? – спросил печальный голос. – Поддайся, отчайся…»

– Да, выхода нет…

Сяо Ту погрузился в тягучее болото уже по пояс.

Внезапно в темной пелене, застлавшей глаза, перед ним возник маленький и едва заметный огонек. С каждым мгновением он становился ярче и больше, пока не наполнил ярким светом все вокруг.

Сяо Ту услышал вопли:

– Что это?

– Я горю!

Обернувшись на голоса, писарь увидел лишь то, как от него торопливо уползают две тени.

Неужели это они и были его отчаянием и злобой? Один соблазнял легким решением, а второй вводил в уныние.

Сяо Ту оглядел себя. Он стоял на твердой дороге, абсолютно сухой и чистый. Значит, то были злобные духи? Придя в себя, он пустился со всех ног как можно дальше от этого злополучного места.

Заночевать он отважился только на людной площади. Пусть часто пробуждаясь от шума и веселья празднующих, но все же в безопасности.

* * *

Туманное промозглое утро. Вокруг тишина. Только редкие прохожие неторопливо выполняют накопившуюся за время отдыха работу.

Сяо Ту осмотрелся и потянулся. Своей смекалкой и крайней осторожностью он уберег себя от очередной встречи с нечистью, непременно появляющейся в какой-нибудь праздник, чтобы тот омрачить.

Откусывая от только что купленный овощной баоцзы[6], Сяо Ту опять задавался вопросом о происхождении ставшего для него привычным огонька, каждый раз прогонявшего тьму и наваждение.

С самого детства Сяо Ту, опять же оправдывая свое имя, был скромным, добрым, послушным и боязливым мальчиком; он никогда не отличался особой силой – напротив, обладал хрупким телом и утонченными чертами лица. А главное, он был очень доверчивым, за что не раз получал наставления от брата.

Что же до самого брата, то Да Сюн тоже оправдывал данное ему имя. Он был таким же большим и сильным, как медведь[7]. Справедливым и добрым. Никого никогда бы не обидел – даже курицу, купленную к новогоднему столу.

Вспоминая брата, Сяо Ту невольно улыбался и чувствовал, как тепло и больно становится у него на душе. В такое время он всегда брал в руки флейту, прося Небеса о том, чтобы в следующей жизни снова стать младшим братом Да Сюна.

– Вот увидишь, брат, я стану писарем, и тебе не придется беспокоиться обо мне и родителях. Ты будешь мною гордиться.

Прямо перед носом что-то пролетело. Сяо Ту в недоумении замер. Из открытой двери гостиного двора доносились склоки и брань, а затем на пороге появился господин в расстегнутой одежде.

– Место, пропитанное энергией несчастья! – Он плюнул в сторону заведения.

– Посторонись! – закричал кто-то за спиной.

Сяо Ту в самый последний момент отпрыгнул от бегущего на него с груженной мешками тележкой работяги. Отпрыгнул он достаточно далеко, но, неловко приземлившись, подвернул ногу и упал, выронив и флейту и, к великому сожалению, недоеденный баоцзы.

– А я говорил! – получил подтверждение своим словам господин. – Вокруг сплошная энергия несчастья! – И широким шагом направился прочь.

За ним выбежала женщина, одетая довольно дорого и красиво.

– Господин! Господин! Зачем же вы вот так уходите?

Однако мужчина даже не обернулся.

Женщина же наконец обратила внимание на лежавшего на земле Сяо Ту.

– Ох, что же ты лежишь?

– Я… телега… – сбивчиво начал он.

Добросердечная женщина поспешила помочь ему подняться.

– О Небеса, какое несчастье… Скорее пойдем