Но шорох не умолк. Он нарастал, обрастая голосами. Сначала неразборчивым гомоном, потом – вот же черт! – отчетливым ржанием, руганью и тоненькими, до боли знакомыми мольбами.
«…да я больше не буду, Аленушка, честно-пречестно! Только не кидай меня в лужу! Кощей услышит! Он меня на фуршет пустит, в канапе!»
Кощей медленно, с наслаждением вывел в блокноте: «Глава первая. О вреде сентиментальности и пользе своевременного превращения в канапе». И прислушался. Надо же знать, для кого именно шпажки готовить.
– Думаешь, это то самое копытце? – раздался голос Василисы.
Ну разумеется. Тут не на шпажки надо насаживать, а на костер!
– А если нет? – это уже басовито и глуповато пробасил Алеша Попович. К слову, знатный богатырушка с точки зрения интеллекта.
С другой стороны – от умных проблем больше.
– Тогда он не в козла превратится, а еще в кого-нибудь. В таракана, например. Или в поганку. Это ж Кощеев лес! Тут все возможно.
– А если он просто из лужи грязной напьется? – спросил голос, принадлежавший, судя по всему, коту.
– То будет его обычный день! – отрезала Аленка. – Пей, давай!
Кощей отложил книгу. Мемуары мемуарами, но такое представление, да с такими действующими лицами, пропускать было бы преступлением. Да и разве ж дадут поработать в тишине? Они не то что музу, нечисть лесную распугали! Он бесшумно поднялся с кресла и так же бесшумно, словно тень, возник за спинами незадачливых спасателей.
Василиса, Алеша, Баюн, Аленка, Колобок и странного вида лошадь, сбившись в кучу, пялились на старое, наполненное дождевой водой волшебное копытце, вмурованное в землю. Колобок, бледный от ужаса, дрожал так, что с аппетитной корочки падали крошки.
Кощей постоял мгновение, наблюдая за этой идиллией, а затем осторожно кашлянул.
– Кхм-кхм.
Эффект превзошел все ожидания. Аленка взвизгнула и едва не уронила топор. Баюн с диким воплем сиганул на ближайшую елку. Его примеру попытался последовать и колобок, но, в отличие от кота, не имел когтей и просто укатился куда-то в кусты. Василиса резко обернулась, и на ее лице застыла смесь паники и смущения.
Пока они пялились друг на друга, как два барана, Колобок, выбравшийся из шиповника, не выдержал такого сосредоточения напряженности в одном месте, с тонким писком пошатнулся, кувыркнулся и с тихим плеском шлепнулся прямиком в копытце.
На его месте, отфыркиваясь и тряся мокрой шерсткой, появился крошечный, размером с сапог, пугливый козлик.
– Ме-е-е?..
Воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь капаньем воды с ушей новоявленного козленка.
Кощей скрестил руки на груди и с наслаждением посмотрел то на козлика, то на онемевшую Василису.
– Так тебе и надо, предатель, – с ледяным спокойствием прокомментировал он. – Предателям колеса не положены. Будешь довольствоваться копытами.
Василиса вышла вперед, подбоченясь, и ее взгляд, еще секунду назад полный смущения, теперь пылал решимостью.
– Ладно, с Колобком все ясно – сам виноват, – отрезала она, махнув рукой в сторону дрожащего козленка. – Но Иванушку ты немедленно расколдуешь! И в человека вернешь! Он уже свою повинность отбыл, достаточно с него этих превращений. И впредь такие шутки с моими подопечными больше не шути!