лицо побледнело от резкого перемещения, но она все еще остается той же сумасшедшей девчонкой. Не думаю, что я когда-либо был настолько одержим кем-то, в ком так много огня. Если быть честным с самим с собой, в нем больше половины ее привлекательности. 
Она фейри — без типичных ушей, конечно, — но можно было бы предположить, что она робкая и кроткая, но она совсем не такая. Возвращаясь к ее ушам, я могу только представить, какую боль она, должно быть, перенесла, и все же вот она стоит, непоколебимая, несмотря на все, что в нее бросает судьба.
 У меня есть целых пять секунд, прежде чем ее глаза останавливаются на моих, сузившись от гнева, бурлящего в них.
 — Что, блядь, это было? — рычит она, упираясь мне в грудь, но я не двигаюсь с места, хотя мой член напрягается. Она действительно нечто особенное.
 Не отрывая от нее взгляда, я мягко улыбаюсь. — Прости.
 — Ты…что? — Она в замешательстве поднимает брови, продолжая пристально смотреть на меня. Ее ладони по-прежнему прижаты к моей груди, опьяняя меня своим чертовым присутствием.
 Я нечасто приношу извинения, так что ей лучше это оценить.
 — Прости. Я знаю, тебе это не нравится, и я был абсолютным эгоистом.
 Она моргает, глядя на меня, еще более растерянная, чем мгновение назад, и это кажется достижением. Улыбаясь шире, я только заставляю ее взгляд углубиться.
 — Что это за хрень, Броуди? Почему я здесь? — Она оглядывается, проверяя, что мы одни, как я и знал. Никто не приходит сюда так скоро после занятий. Может быть, через час или около того, но пока мы здесь только вдвоем.
 Наверное, мне стоило бы задуматься о месте, прежде чем тащить ее сюда, но мои мысли были полностью заняты этой чертовой земной фэйри. Надеюсь, она не придаст этому большого значения.
 Проведя языком по губам, я кладу обе руки на дерево по обе стороны от ее головы. Я не могу не заметить, как ее взгляд следит за движением моего языка, прежде чем она сглатывает.
 Блядь. Пожалуйста.
 — Я не могу выбросить тебя из головы, — прохрипел я, признавая правду, и она усмехнулась.
 — Старайся сильнее. — Ее язвительность только делает мой член еще тверже.
 — Как тебе удается так легко все отрицать? — Спрашиваю я с искренним любопытством, в то время как сердце бешено колотится в груди, а пульс отдается в ушах.
 — О чем ты говоришь?
 Она полна дерьма.
 Полна. Дерьма.
 Может, у меня и нет таких обостренных чувств, как у остальных, но это написано на ее лице, как и на каждой черточке моего.
 Медленно приближаясь, я ожидаю, что она вложит больше силы в свои ладони, удерживая меня на расстоянии, но она ничего не делает. — Я не получил поцелуя на ночь, не говоря уже о шансе выбросить тебя из головы в пятницу, Кинжал.
 Ее челюсть отвисает, когда она смотрит на меня, прежде чем слегка покачать головой. — Двигайся дальше, трахни кого-нибудь другого, — ворчит она, и мне бы хотелось, что все было так чертовски просто.
 — Я пытался.
 — Что? — Она откидывает голову назад, как будто этот факт — удар по зубам. Я мог бы поклясться, что в ее глазах, явно читается ревность, но я знаю, что она будет отрицать это до посинения.
 — Я пытался. Забыть кого-то легче, когда под тобой оказывается кто-то другой. Я попробовал. «Пытался», кажется, недостаточно сильное слово, но вот я здесь, и все еще одержим тобой.
 Она заглядывает мне в глаза. В поисках чего? Я, блядь, не знаю, поэтому позволяю тишине поглотить нас, пока она не усмехается. — Хочешь, я тебе из жалости подрочу или что-то в этом роде? — спрашивает она, приподнимая бровь и глядя на меня, пытаясь отшутиться.
 — Нет, блядь, — ворчу я, мои мышцы напрягаются от потребности, какой я никогда раньше не испытывал. Как кто-то может оказывать такое влияние на кого-то другого, оставаясь при этом таким невозмутимым?
 — Тогда чего же ты хочешь, Броуди? — повторяет она, только на этот раз в ее голосе слышится гнев. — Ты мне не нравишься. — Неправда, я вижу это в ее глазах. — Я уверена, что могу возненавидеть тебя за то дерьмо, которое ты устроил. — К черту это. — Случайно или нет, и…
 К черту все это.
 Я прерываю ее следующие слова, прижимаясь губами к ее губам, и мы сливаемся воедино, пока между нами бурлит жар. Ее губы мягкие, полные и горячие, как грех.
 Мне нужно больше.
 Проведя рукой по ее щеке, я беру ее за подбородок и углубляю поцелуй, поскольку она так и не оттолкнула меня. Немного откинув ее голову назад, я проникаю между ее губами и завладеваю ею еще больше на долю секунды, прежде чем она начнет сопротивляться.
 Не для того, чтобы оттолкнуть.
 Нет.
 А чтобы взять контроль.
 Блядь.
 Ее руки сжимаются в кулаки, дергая мою футболку под плащом, притягивая меня ближе к ней, а я перемещаю руку к ее горлу, удерживая ее в нужном положении. Стон, вибрирующий под моей ладонью, приводит мой член в полную боевую готовность, когда я прижимаюсь к ней. Она прижимается вплотную к моему телу, между нами нет ни дюйма свободного пространства с головы до ног.
 Я кладу другую руку ей на талию под плащом, немного разочарованный тем, что не нахожу никаких кинжалов у ее грудной клетки, как в пятницу, но, по крайней мере, на этот раз она не может использовать их против меня.
 От ее прикосновений моя кровь превращается в бушующий ад, готовый прорваться сквозь мое тело и окутать нас обоих жаром, который я не ощущал ни с кем другим.
 Борясь за контроль, наши губы и языки танцуют вместе, пока наши руки блуждают по телам. Ее руки задирают мою футболку, и удовлетворенный стон срывается с ее губ мгновение спустя, когда ее ладони касаются моей обнаженной кожи.
 Блядь. Блядь. Блядь.
 Как бы сильно я не хотел испортить момент, я не хочу, чтобы она пожалела об этом позже, чувствуя, что я вынудил ее к этому. — Трах из ненависти намного лучше, чем то сочувственное дерьмо, о котором ты говорила. Скажи мне, что ты этого хочешь, — дышу я ей в губы, не давая ей возможности сбежать от меня, но я хотя бы спрашиваю.
 Сначала она игнорирует меня, продолжая целовать мои губы, на что я с радостью отвечаю взаимностью, но, когда ее пальцы танцуют вдоль пояса моих брюк, я знаю, что мне нужно услышать от нее эти слова.
 — Скажи мне, Кинжал. Скажи мне словами.