— Тебе достаточно мысленно представить себя ей — и ты ей станешь, — ответил Слава.

— Ладно, сейчас попробую, — пробормотала я.

Зажмурилась и попыталась мысленно обратиться к кому-то там, но что-то так ничего и не почувствовала. Даже минимального шевеления.

Открыла глаза и, приподняв бровь, посмотрела на мужчин.

— И где? Ничего не ощущаю.

— Ты — омега. И сама теперь не сможешь обращаться, — ответил Миша. — Только по приказу от более сильного. И скорее всего, будешь себя терять. Разум свой терять, — тут же пояснил он на мой вопросительный взгляд. — Но это надо еще проверять.

— Почему? — в шоке уставилась я на мужчин.

— Слишком долго была запечатана, — ответил Слава. — Теперь ты тем более не сможешь жить одна. Тебе просто никто не разрешит. Омеги — самые слабые и опасные члены стаи. Твоя волчица может вылезти в любой момент, от тебя не зависящий, и начать нападать на обычных людей из страха. Как это сделал бы любой зверь. Теперь тебе вообще закрыта дорога к людям. Омеги всегда живут на территории стай.

— Это такая шутка? — просипела я.

— Нет, — качнул головой Слава. — Это правда.

Он встал и, отойдя к бару, достал оттуда спиртное. Налил к себе в бокал и залпом выпил, даже не поморщившись.

Миша смотрел на меня с жалостью. Как будто я опять стала инвалидом.

— Вы всё врете! — рявкнула я и, превозмогая странную усталость, встала на ноги. — То, что я не могу сама обратиться в волчицу, ничего не значит! Я и раньше не могла это сделать! И ничего, жила же прекрасно.

Слава повернулся, посмотрел на меня мрачно, затем его глаза пожелтели, а зрачок превратился в полоску, и он произнес:

— Хорошо. Если сможешь прямо сейчас выйти из моего дома, сама, на своих двоих, и ни разу не потерять сознание, то можешь быть свободна. — Миша с удивлением взглянул на брата, хотел уже что-то ему возразить, но Слава смотрел лишь на меня. — Приступай, у тебя десять минут, — добавил он.

Я же, развернувшись, быстро пошла на выход.

Это был мой шанс.

Но внутри всё противилось, и почему-то было больно. Словно меня пытались макнуть, как маленького котенка, в лужицу носом вместо того, чтобы просто объяснить, где на самом деле ходить в туалет.

Мои ноги тряслись, как и руки, но я открыла дверь и, выйдя, тут же столкнулась с кучей народа.

Голова опять закружилась, и мне стало дурно. Так и хотелось заорать: «Какого хрена вы тут все делаете?»

Пошатнувшись, я начала заваливаться, но из последних сил схватилась за дверь и буквально повисла на ней.

Миша стоял уже рядом и смотрел на меня с тревогой.

Я прикрыла глаза и спросила:

— Десять минут еще не прошли?

— Нет, — ответил он.

— Скажешь, как пройдут.

— Скажу, — тихо ответил он.

А я, открыв глаза и стараясь почти не дышать, буквально вцепившись в стену, пошла вдоль неё.

Люди расходились в стороны, почему-то смотря на меня с легким удивлением. Пока одна из девушек не загородила мне дорогу, просто небрежно прислонившись к стене.

Она смотрела на меня с вызовом и легким злорадством, и я по инерции вдохнула в себя воздух, и мне опять стало дурно.

Это был не какой-то там смрад или запах пота. Нет, это было другое. Я не могла даже идентифицировать, что именно. Мне просто было плохо от него. Точнее, от них. Слишком много, слишком разные. Слишком…

Голова закружилась уже сильнее, в глазах потемнело, а я начала оседать на пол.

Миша дернулся и хотел меня подхватить, но я успела выставить руку и прошептать:

— Сколько времени прошло?

— У тебя есть еще восемь минут, — ответил он.

— Хорошо, — нервно усмехнулась я и, встав на четвереньки, поползла.

Он еще не знает, с кем связался. Я докажу, что способна выйти сама.

Обошла ту девушку, что так и не сдвинулась с места, и продолжала ползти дальше.

Радовало то, что мы находились на первом этаже. Только в узком коридоре. И мне предстояло проползти его, а затем попасть в гостиную довольно приличных размеров, где народу было еще больше.

Но мне путь никто не загораживал, и все расходились в стороны.

Да только моих сил становилось всё меньше и меньше. Голова кружилась, в глазах двоилось, меня штормило из стороны в сторону. Мой вестибулярный аппарат отказывался работать. Но я все равно продолжала ползти. Когда добралась до входной двери, то поняла, что просто не смогу её открыть. Слишком тяжела она была даже на вид. Но кто-то из мужчин подошел и сделал это. Это точно был не Миша, его светлые брюки я видела, а этот был в джинсах. Поблагодарить его не было сил, я продолжила свой нелегкий путь.

Но когда выползла на крыльцо, поняла, что всё, дальше идти просто не могу. Все силы ушли. Я улеглась на прохладный кафель и просипела:

— Сколько еще у меня осталось?

— Нисколько, — это был голос Славы.

Он подхватил меня на руки, и я опять отключилась.

Проснулась я и решила, что вижу сон. Несколько раз хлопнула ресницами и даже ущипнула себя за руку.

— Лера, ты проснулась? — услышала я голос Славы.

Повернув голову, заметила, что он стоит на пороге моей маленькой комнаты. Той самой, в которой я выросла.

Я проснулась в моей однушке!

— Да, — прочистив голос спросонья, ответила я, продолжая озираться по сторонам.

Ничего не изменилось. Тот же старый платяной шкаф, который бабушка с мамой покупали, когда въехали в эту квартиру. Мой стол, где я уроки делала, кресло, в котором я любила сидеть напротив телевизионной панели и вязать. Оно же раскладывалась, когда я в нем спала, а бабушка спала на диване. На котором я сейчас и лежала.

— Тогда вставай, нам надо поговорить, — сказал мужчина, вырывая меня из воспоминаний. Развернувшись, ушел в коридор, судя по звукам, отодвинул стул и сел на него.

Я какое-то время еще полежала, но затем все же села и, проверив, что голова не кружится, встала.

Обратила внимание, что одежда на мне была та же, в которой я отрубилась на крыльце дома оборотней, только обуви не было. А на улице была ночь. Я даже к окну подошла и