— Но под письмом стоит подпись «Твой Р.»

— Рик. Фредерик — Рик. Обычно сокращают до Фред, но Нивелла любила необычные прозвища.

Мы смотрели друг на друга, пораженные догадками. Просто невероятно.

— Но как нам узнать, что это все правда? — спросил Кристиан.

— Нужно кое-что найти. Я не могу гарантировать, что это поможет, но шанс есть.

— И что же?

— Поэтический сборник, которого не хватает в библиотеке. Ваша мачеха постоянно их читала. В нескольких томах я и нашла записки, а значит есть шанс, что в последнем тоже что-то будет. Но его нигде нет.

Мужчина задумался на минуту. Затем усмехнулся и сказал мне:

— Идемте.

Он даже схватил меня за руку, таща за собой. От его прикосновения у меня по коже мурашки пробежали. Кристиан так озадачен происходящим, что даже позабыл о всяких приличиях.

Мы вернулись в сад.

— Илли, иди сюда, — позвал Крис, когда мы подошли, и выпустил мою руку.

— Да? — девочка вприпрыжку подбежала. Ее платье было испачкано землей и травой, и я невольно покачала головой. Неприятно, но ругать не стану — она познает мир.

— Ну-ка, расскажи нам, что ты прячешь в своем шкафу на нижней полке.

Иллария прикусила губу и опустила глаза, Носком туфля поковыряла землю, шаркнула подошвой, стирая получившийся узор.

— Ничего.

— Не обманывай, Илли. Это важно, поэтому скажи правду. Я все равно знаю ответ.

— Книгу, — покраснела она.

— Какую книгу? — спросила я.

— Мамину. Она читала ее последней, и я забрала ее себе и спрятала. На память, чтобы никто больше ее не трогал.

— Как она называется?

— «Сборник любовной поэзии», — смутилась еще больше Иллария. — Но я не читала, честно! Я и читать то еще не умела!

— Верю, — кивнул Крис. — А там не было никакого письма? Может конверта или записки?

— Было, — кивнула девочка. — Листок бумаги. Он и сейчас там лежит.

Мы с Кристианом переглянулись.

— Спасибо, сестричка.

— Крис, ты не будешь ругаться? Я знаю, что мне нельзя было такое брать.

— Все в порядке, — он погладил голову сестры. — Ты молодец. А теперь иди играй дальше.

Иллария улыбнулась и побежала обратно к Эстебану и Нилу, которые укрывали розы листьями.

А мы со всех ног кинулись в спальню девочки, молясь всем богам, чтобы там оказалось хоть что-то полезное.

42

Среди страниц, посвященных любви и страсти, верности и предательству, действительно лежал сложенный вдвое листок. Скорее всего, это последнее письмо, которое Нивелла получила от своего возлюбленного. Эту книгу с откровенными стихами, которую Кристиан держал в руках, женщина носила с собой в последние дни.

— Давай же, — тихонько сказала я магиару, который нерешительно смотрел на бумагу. — Открой его.

Он посмотрел на меня, челюсть его сжалась от напряжения. Секунду подумав, он все развернул листок и начал читать его содержимое вслух.

«Нив, моя любимая! Ты настоящая молодец! Артефакт уже набрал свою мощь, а значит, пора действовать. Разум Роберта затуманен, он с легкостью подпишешь все, что ты ему дашь. Но для начала проверим. Принеси ему договор о продаже озера и посмотри, как он поведет себя. Если он подпишет, то мы пойдем дальше — дадим ему бумаги на развод.

Но, если, моя дорогая Нивелла, все пойдет не по плану… Если Роберт что-то заподозрит, откажется подписывать, то ты не трать ни минуты. Собирай немедля вещи и приезжай в мое поместье. Мы тут же сбежим, мы уплывем куда-нибудь подальше, где сможем начать сначала! Пусть он гниет в этом поместье со своими отпрысками, ты ему не достанешься!

Жду тебя сегодня ночью на озере. С подписанными бумагами.

Твой Р.»

Кристиан закончил читать и поднял на меня глаза:

— Это… это многое объясняет.

— Это письмо, оно поможет доказать в суде, что сделка была незаконной?

— Я не уверен. Это может доказать лишь то, что отец был не в себе, под действием артефакта, когда подписывал бумаги. Сделку могут аннулировать. Но мы никак не можем притянуть сюда Фредерика Иветто. Его имя нигде не упоминается.

Я кивнула.

— Значит, надо как-то выйти на его след, найти доказательства. Мы уже немного накопали на него.

Крис вдруг улыбнулся.

— Немного? Да это больше, чем я рассчитывал! Может мы и не в силах доказать его причастность, но мы хотя бы попытаемся вернуть озеро на основании незаконной продажи!

Он вдруг схватил меня за руки и оказался слишком близко.

— Амалия, это все благодаря вам! Вы нашли артефакт, нашли письма. Я и представить не могу, чем бы все закончилось, не приди вы к нам работать.

Его глаза светились такой искренней теплотой и благодарностью, что я поплыла. Я улыбнулась ему в ответ, и на душе стало вдруг так тепло. Я давно не видела Кристиана таким, он был в последнее время слишком часто печален и подавлен. Как же приятно было видеть его радостным. Как же красиво он улыбался, сияя своими голубыми омутами-глазами.

Я вдруг почувствовала непреодолимое желание ощутить тепло его тела, вкус его губ. Когда мы последний раз были у озера? Кажется, целую вечность назад. Но сколько бы времени не прошло, я все еще его любила.

Глаза закрылись сами, я потянулась к нему. Мои губы коснулись его губ, требуя поцелуя. Он ответил. Руки Криса обхватили меня, прижали к теплому телу. Его губы жадно впились в мои, смяли в требовательном поцелуе.

Не знаю, сколько это продлилось, но волшебный момент оборвался. Кристиан выпустил меня из рук, отстранился.

— Проклятье, — выругался он негромко.

Я смущенно отвернулся, осознав, что сделала. Я для него Амалия Веруан, гувернантка. Не Нора, которую он любит. Или любил…

— Простите, я не должен был этого делать. Снова…

— А может должен был? — спросила тихонько и тут же прикусила язык.

Он подошел, пальцами приподнял подбородок и заглянул мне в глаза.

— Мне очень жаль, Амалия, что мы не встретились с вами раньше. Что я не увидел в вас то, что вижу сейчас. Вы мне очень нравитесь, не только как гувернантка или друг. Я вижу в вас большее, но… между нами ничего не может быть. Это невозможно. Я люблю другую, и никогда не смогу разлюбить. И сейчас мне жаль, что это не вы. Вы очень мне ее напоминаете. Но вы — не она. Я не обману никогда ту, которой клялся в любви. Простите.

Я почувствовала, как в горле встал ком. Глаза защипали, и я отвела взгляд, высвободилась из его пальцев. Быстро заморгала ресницами, смахивая непрошенные слезы. Он не должен