Я налила себе бокал крепкого алкоголя. Выйдя к фонтану, я присела на его бортик. Возвращаться туда, где Самир когда-то напугал меня так, что я свалилась в воду, было искушением судьбы, но в том-то и был смысл.

Рассмотрим факты. Я оказалась в ловушке в мире демонов и чудовищ. Меня засосало сюда древней силой, которая затем, чудесным образом, отшвырнула прочь. До сих пор никакого объяснения этому, и, вероятно, оно и не появится. Мне предстояло провести здесь остаток своей жизни, которая, учитывая, что я единственная здесь, кто может умереть обычным способом, могла закончиться в любой момент.

Владыка Каел желал моей смерти, чтобы держать меня подальше от Самира. И вот теперь я здесь, живу словно принцесса в извращённом кошмарном подобии барочного дворца. В целом, могло быть намного, намного хуже.

Мне так и не удалось найти место, где Самир держал Агну в заточении. Где бы оно ни находилось — если вообще было в этом здании — оно было спрятано очень далеко. Сколько узников у Самира? Сколько ещё истерзанных душ он держит и калечит в своих больных экспериментах?

Эксперименты, которые Самир проводил, чтобы спасти свой мир. Но какой ценой? Может ли уничтожение немногих стать достойной платой за спасение многих? Подобные дебаты бушевали на Земле постоянно на протяжении всей истории. Одобрила бы я пытки десяти человек ради спасения тысячи? А как насчёт одного ради спасения десяти тысяч? Какое соотношение мне нужно было бы достичь, чтобы это вдруг стало приемлемым? Истязать одного, чтобы сохранить в безопасности миллион?

Не говоря уже о том, что Самир, похоже, получал удовольствие от пыток. Агне было некомфортно там, где её привязали к столу. Кожаные ремни были затянуты мучительно туго. С другой стороны, это было наказание за преступление. Оно и не должно было быть комфортным.

Самир был чудовищем. Но здесь все были чудовищами, так или иначе. Сайлас, возможно, был единственным безобидным существом, и одному Богу известно, что он натворил за свои годы. Печально, когда самый приятный парень в городе — вампир.

И всё же Самир заключил отвратительно невыгодную для себя сделку, взяв услугу в обмен на свободу Агны. Я знала, что эта услуга была бесполезной. Что, чёрт возьми, я могла для него сделать такого, что могло бы его заинтересовать, кроме... ну, может быть, чего-то сексуального? Он, казалось, не желал требовать исполнения этого обязательства именно по этой причине, не хотел представлять то, что между нами могло произойти, как результат принуждения. Я была благодарна ему за это.

Я ценила многие добрые поступки Самира. Он был терпелив, снисходителен и, чёрт возьми, игрив со мной. То, как Самир прикасался ко мне, притягивало меня и заставляло жаждать большего, когда его когтистая рука касалась моей кожи. Вот что скрывалось за каждым моим румянцем, и он это знал. Самир видел меня насквозь, даже когда я сама не могла сделать того же.

Самир говорил об этом неделю назад у своего горячего источника. Он знал то, чего я не могла признать: что, несмотря на его чудовищное поведение по отношению к остальному миру, несмотря на его садизм, я хотела его. Меня влекло к нему. Я любила его внимание и желала почувствовать, как он затягивает меня дальше в свою тёмную паутину.

Именно страх потерять это напряжение — страх завершить игру — привёл меня к тому, что я отогнала Самира прочь. Это подтолкнуло меня бросить ему вызов, который он мог воспринять только как чистейшее оскорбление.

Единственная причина, по которой я представляла хоть какой-то интерес для Самира, заключалась в том, что я была недоступной; я была в этом уверена. Только потому, что я держалась на расстоянии. В тот самый момент, когда я это отдам, он заскучает и отбросит меня в сторону. Да и вообще, я, вероятно, была никудышной любовницей по сравнению с его более чем пятитысячелетним опытом.

Я опустошила свой бокал, не замечая этого, и вздохнула. Я не слишком приблизилась к выводу.

Одно я всё же поняла — мне было жаль. Жаль, что я ненамеренно отогнала Самира. По крайней мере, я могла принести свои извинения. Я поднялась и отправилась обратно внутрь, направившись к его библиотеке. Последние семь дней я не приближалась к ней, не желая вторгаться, если я там не была желанной гостьей.

Постучав костяшками пальцев в дверь, я не получила ответа. Повернув ручку, я обнаружила, что дверь не заперта. В комнате царила тишина, свет был выключен. Самира здесь не было.

— Он здесь не был, — произнёс позади меня голос слуги.

Это был пожилой мужчина, который улыбался мне, когда я проходила мимо него, и я отвечала тем же.

— Я полагаю, он в своей мастерской внизу.

— В мастерской?

— Вы ещё не видели её? Повезло вам, — мужчина поправил корзину с бельём, которую нёс. — Это не то место, где хотелось бы кому-либо оказаться.

Ах. Вот где держали Агну. В его мастерская под землёй. Я слабо кивнула, показывая, что поняла.

— Господин Самир так делает. Он может проводить месяцы там, внизу, поглощённый своей работой, никогда не поднимаясь наверх, — мужчина продолжил свой путь по коридору. — Я бы не принимал это на свой счёт.

Однако я принимала это на свой счёт.

— Спасибо, — сказала я мужчине, когда тот удалялся, и он издал утвердительное мычание.

Я вошла в библиотеку и закрыла за собой дверь. Здесь было темно и холодно. Огонь в камине не горел всю неделю. Я подошла к креслу, в котором обычно сидел Самир, и нашла лист бумаги с его пером.

Если Самир не собирался подниматься на поверхность в ближайшее время, я не знала, зачем вообще беспокоилась. Он всё равно не прочитает это. Это было больше для моего собственного душевного спокойствия, чем для чего-либо ещё. Я просто написала «Прости меня» своим неуклюжим по сравнению с его почерком, сложила записку пополам, написала его имя на ней и оставила лежать на кресле.

Это было глупо. Но казалось правильным. Я развернулась, вышла и утешила себя мыслью о том, что в моей комнате меня ждёт книга. Может быть, по пути я смогу раздобыть ещё один крепкий напиток.

Упаси меня Боже, я не только поняла,