— Я не хочу, чтобы ты вписывалась, — говорю я. — Я хочу, чтобы ты оставалась такой, какая есть. Пусть все остальные приспосабливаются.

— Тебе легко говорить, — говорит она, бросая на меня язвительный взгляд.

Моя грудь раздувается от негодования.

— Это не так. Я не приспосабливаюсь. Мне это дается с трудом.

Она улавливает тон моего голоса.

— Тебе ни за что не приходится бороться, Андор.

Я качаю головой.

— Я паршивая овца в семье. Изгой. У всех есть свое дело в семейном бизнесе, кроме меня. Потому что отказываюсь делать что-то по их указке… — Я замолкаю, понимая, что это не совсем так. — Или, вернее сказать, не потому, что я не хочу, а потому, что не могу. Я снова и снова пытался выполнять ту роль, которую сейчас играет мой дядя. Я пытался быть Мастером Монет, вести учет, организовывать рейды, следить за тем, что изобретает Штайнер и сколько денег нужно армии, но у меня ничего не получалось. Я просто не смог. Мой мозг работает иначе, как будто физически не позволяет мне делать это. Как будто передо мной каменная плита, и я не могу преодолеть ее. Я все порчу, все забываю, я полная катастрофа. И как бы ни старался быть таким, каким меня хочет видеть мой отец, я просто не могу.

Я прерывисто вздыхаю и смотрю на волны.

— Поэтому я приспосабливаюсь, но единственным способом, которым могу. Я нахожу что-то другое, что больше никто не будет делать, потому что не настолько глуп, чтобы пытаться.

— Я тоже ворую яйца, — говорит она.

— Да, и тебе за это платят. Мне — нет. Я делаю это, потому что только так чувствую, что вношу свой вклад, что от меня есть какая-то польза. Я знаю, что мой отец мог бы нанять воров — уверен, он с удовольствием оставил бы тебя и избавился от меня. Но пока я выполняю свою работу и делаю это достаточно хорошо, я вношу свой вклад. И все же… я все еще нахожусь на задворках семьи. Я не принадлежу к ней. Я просто Андор, сын, о котором мой отец думает, чтобы лучше бы мня никогда не было. — Я заглядываю в кружку. — Черт. Теперь и я готов выпить все.

Она протягивает руку и кладет ее на мою.

— Твой отец идиот, Андор. Твой дядя тоже. Ты заставляешь их чувствовать себя ничтожными, потому что ты здесь рискуешь жизнью, убиваешь драконов и добываешь то самое вещество, благодаря которому твой Дом процветает. Они завидуют тебе и всегда будут завидовать, потому что ты знаешь, кто ты, и тебе плевать, если кому-то это не нравится. Итак, где нам взять еще грога? Очевидно, сегодня вечером он нужен нам обоим.

Мы идем по палубе, и ее слегка пошатывает, алкоголь наконец начинает действовать. Когда мы спускаемся вниз, карточная игра уже в разгаре.

— Я думал, ты хотел, чтобы Бринла присоединилась, — говорю я Фиту и показываю Тумбсу, чтобы он принес мне еще две кружки ромового грога.

— Я не дождался, — говорит Фит, тасуя карты. — Мне не терпится заработать немного золота богини, прежде чем мы доберемся до Темного города. Я хочу купить один из тех легендарных чаев из лавы, которые возбуждают женщин, когда они его пьют. — Он смотрит на Бринлу. — Эти чаи действительно существуют?

— Никто из вас не будет покупать никакого возбуждающего чая, — говорю я, пристально глядя на них, пока никто не подхватил эту идею. — Никто из вас даже не войдет в Темный город.

— Что? — говорит Тумбс, подходя с кувшином ромового грога. — Мы не позволим тебе идти одному.

— Я не один. Со мной Бринла. Чем меньше нас будет, тем лучше. Поверьте, вам не захочется привлекать к себе внимание, когда вы будете там. Вы можете помочь нам добраться до входа в город на случай, если на нас нападет Черная гвардия или кочевники из других мест, но после этого мы будем сами по себе.

Я смотрю на Бринлу, ожидая, что она поддержит меня в этом вопросе, но она потягивает свой грог и уже выглядит изрядно пьяной.

— Мне это не нравится, — говорит Тумбс. — И когда я скажу об этом Кирни, ему это тоже не понравится.

Он с тревогой смотрит на Бринлу, и я понимаю, что он не хочет, чтобы я оставался с ней один на один, не в Темном городе. Но я должен доверять ей, если хочу чего-то добиться. Единственная причина, по которой мы отправились в эту поездку на юг Эсланда, — это забрать тетю Бринлы, и я не посмею нарушить свое обещание. Сейчас нет смысла беспокоиться об этом.

Тумбс отодвигает стулья для Бринлы и меня, и мы садимся за карточный стол. Теперь я пью медленнее, и надеюсь, что Бринла тоже притормозит, но, возможно, она хочет расслабиться. Она многое пережила, и после всего, с чем она столкнулась, думаю, ей это нужно.

Парни, похоже, в хорошем настроении, несмотря ни на что. Я начинаю думать, что большинство из них, вероятно, испытали облегчение от того, что им не придется посещать Темный город. Бринла может относиться к нему с нежностью, но у этого места неспроста дурная репутация, и оно, вероятно, сожрало бы мою команду заживо.

Карточная игра продолжается, и Бринла присоединяется к ней, пока не проигрывает все деньги, которых у нее нет, и не проявляет достаточно здравого смысла, чтобы остановиться.

Наш корабль плывет дальше.

Пьянство продолжается.

Карточные игры заканчиваются.

И в конце концов команда расходится, а мы с Бринлой остаемся сидеть бок о бок за пустым столом, наши стулья прижаты друг к другу.

Моя рука на ее бедре.

Ее голова на моем плече.

Мы ближе, чем должны быть.

Но я не двигаюсь ни на дюйм.

— Ну, что думаешь? — спрашиваю я, касаясь губами ее макушки. — Пора спать?

Она хихикает. Она хихикала всю ночь.

— Только если мы будем спать вместе, — говорит она с придыханием.

Я сглатываю, мое тело напрягается от этих слов и от того, что я услышал в ее голосе.

— Боюсь, это невозможно, — говорю я, стараясь сохранять непринужденный тон. — Каюты слишком малы для таких шалостей.

— Пол подойдет, — говорит она, поднимая голову, чтобы посмотреть мне в глаза. — Можем даже стоя.

Я сильно прикусываю губу. Блядь. Не думаю, что я это переживу.

— Думаю, мы оба немного пьяны, — говорю я.

Она хмурится, слегка надувая губы.

— Ты меня не хочешь?

Она серьезно меня об этом спрашивает?

— А ты как