— Как же вы… почему сразу не сказали? — с искренним возмущением в голосе спросил мужчина, смотря то на одну, то на другую женщину семьи Соколовых.

Если Марина слушала его слова, чувствуя грусть, то Карина и вовсе не выразила ни капли печали. Вместо этого, едва староста открыл рот, чтобы продолжить возмущаться, она обрушила на него настоящий шквал прагматичных доводов.

— Батюшка, я вас умоляю, не сейчас! — ее голос стал тихим, но настойчивым, будто она делилась страшной тайной. — Вы только подумайте: объявим мы сейчас траур — и все, конец свадьбе. Мы опозорим девушку на всю округу, лишим ее последнего шанса. А этот охотник — человек суровый, он может и передумать, раз такие несчастья на нас обрушились. Вы же знаете, как суеверны люди. И что тогда? Я вдова с двумя детьми на руках и незамужней золовкой в придачу? Это же погибель! Сколько времени протянет семья из трёх женщин и мальчика? Выкуп-то придётся вернуть охотнику. Год, два? Разве не было похожих ситуаций? Вон, вдову Комарову с тремя маленькими детьми всей деревней поддерживаем, даже я раз в месяц им яйца ношу.

Марина с удивлением посмотрела на невестку, об этом она не знала.

Карина сделала паузу, давая старосте проникнуться, а затем перешла в наступление, глядя на него в упор:

— А если все пройдет тихо и благопристойно, Марина будет пристроена. И я смогу спокойно, без лишней суеты, заняться… всем положенным. Неужели вы хотите устроить в деревне скандал и лишить семью последней надежды на благополучную жизнь? Дайте нам эти несколько дней! Ради памяти самого Виктора, который не хотел бы, чтобы из-за него рушились судьбы несчастных детей.

Она играла на его желании сохранить порядок и избежать пересудов, намекая на возможный скандал, который затронет и на его, старосты, репутацию. Холодный, неумолимый расчет Карины возымел действие. Староста, видя ее непоколебимую решимость и не находя контраргументов против железной логики, сокрушённо вздохнул и махнул рукой.

Два серебряных незаметно перекочевали в руку старосты, к ним прибавилась большая корзина вкусных сладостей, испечённых Мариной, два десятка яиц, две курицы-несушки и пучок свежего салата с огорода. Документы были подписаны.

Выйдя из дома старосты, женщины испытывали совершенно разные чувства. На душе у Марины лежала тяжёлая грусть и отвращение от того, с какой легкостью решаются судьбы и закрываются глаза на правду. Карина же, напротив, будто сбросила с плеч многопудовую гирю. Ее сердце, свободное от печали и угрызений совести, пело от освобождения. Каждый вдох был для нее полон сладкого, почти осязаемого запаха грядущей свободы и новых возможностей. Она шла, едва касаясь земли, и в ее глазах плескалось торжество удачливой авантюристки, блестяще завершившей свою рискованную игру. План ее удался. Теперь она могла уехать, но… ей стало любопытно. Хотелось своими глазами увидеть дом охотника, где будет проходить свадьба. Удостовериться, что она не продешевила, сплавив золовку, землю и дом. Да и тратиться на постой в городской гостинице ей не хотелось. Гораздо разумнее было пожить здесь еще немного, сытно питаться и получать свою долю с продажи сладостей.

— Куры! — резко обернулась она к Марине, словно вспомнив о чем-то важном. — Их я заберу с собой! Но как? В авоське их не увезешь, не то количество.

— А ты их продай здесь, в деревне, — спокойно предложила Марина, не претендуя на птицу. — Как устроишься на новом месте, других заведёшь.

— Точно! — лицо Карины озарила догадка. — Пройдусь вечером, предложу соседкам. Скажу, что хочу завести более благородных несушек. Они поверят. Место здесь хорошее, куры несутся исправно. Новым хозяевам удача достанется.

Глава 38

Если Егор и отказался от шумного пира, то саму церемонию он, вопреки ожиданиям, превратил в немое, но красноречивое признание. Каждой деталью он словно говорил о своих чувствах громче любых застольных тостов.

Утро свадебного дня началось с трепетного волнения, что звенело в воздухе гуще птичьих трелей. Марина, с рассветом поднявшись, с замиранием сердца принялась готовиться. Поездка в город накануне стала ее маленькой победой. Карина, к удивлению, согласилась легко, алчная невестка не горела желанием выставлять золовку перед всем честным народом в заношенном платье. Да и ей самой был не чужд предлог блеснуть в городе, навестив сваху.

— На какие, интересно, средства наряды прикупишь? — с притворным участием осведомилась Карина, заранее ограждая свой кошелек от посягательств. — Из выручки за сладости?

— Егор дал денег на платье, — с легким сердцем солгала Марина, решив в втайне потратить часть тех самых серебряных, что копила на выкуп. На сей раз она настояла на том, чтобы взять с собой Алю и Сеню — нельзя было, чтобы в такой день они остались в стороне.

— Повезло тебе с женихом, — с кислой миной протянула Карина. — Меня благодарить должна.

До города добрались на попутной телеге. Карина оставила семью возле какой-то лавки старьёвщика и, пообещав через несколько часов за ними вернуться, быстрым шагом удалилась в сторону центра города.

— Ага, конечно, на свадьбу наряжаться у старьёвщика, — с грустной усмешкой проворчала Марина, крепче сжала детские ладони и повела их по оживлённой улице. Ее взгляд упал на большую, светлую витрину магазина готового платья. Решительно толкнув тяжелую дверь, она вошла под мелодичный перезвон колокольчика.

Примерно через час они вышли оттуда преображённые. Дети, сияя, прижимали к груди свертки с новой, добротной одеждой, Марина же держала самую драгоценную ношу — тщательно завёрнутое свадебное платье, отрез нежного газа для фаты, ленты и даже скромная, но нарядную обувь для всех троих.

Пообедав в уютной, пахнущей сдобой столовой, они вернулись к условленному месту. Ожидание затянулось еще на полчаса, Карина задерживалась. Но вот она появилась — с сияющим, самодовольным лицом, с картонными коробками в руках. Закупив в ближайшей лавке продукты, они нашли попутку и отправились в деревню.

А на следующее утро, когда Марина предстала перед Кариной в полном убранстве, в сердце невестки кольнула черная, едкая зависть. Золовка выглядела превосходно. Платье, простое по крою, было сшито из гладкого фая, цвета весеннего неба, и отделано тонкой серебряной тесьмой, что поблескивала при каждом движении, словно роса на траве. В ее белоснежных волосах, уложенных в сложную косу, были вплетены шелковые ленты того же оттенка, развевающиеся при ходьбе подобно легким струям. Это был наряд небогатый, но исполненный такого изящества и вкуса, что затмевал любую деревенскую вычурность.

«Вот как он ее любит, — горестно подумала Карина. — Не пожалел денег, чтобы она чувствовала себя