– Ты – единственная, ради кого стоит поволноваться, – он улыбнулся, делая тонкие карандашные штрихи в своём блокноте. Я вдруг поняла, что он вовсе не записывал туда свои наблюдения.

– Что ты делаешь? – я вложила ленточку между страницами своей книги, чтобы отметить, на чём я остановилась, и наклонилась к нему.

– Ничего важного, – он заслонил от меня бумагу и отвернулся.

– Дай сюда! – я подкралась и вырвала её из его рук.

Взглянув на набросок, я увидела, что это был нарисованный углём портрет читающей женщины. Я могла только предположить, что это была я сама. Он даже смог запечатлеть мои черты. Мне казалось, что я впервые увидела себя со стороны.

– Я думала, что я выгляжу более угрюмой, когда никто на меня не смотрит, – пошутила я.

– Ты выглядишь угрюмой, когда на тебя смотрят, – он забрал у меня блокнот обратно.

– Я не знала, что ты умеешь рисовать, – я легла на живот и стала наблюдать через плечо за его набросками.

– Я много чего умею. Я уже долгие годы занимаюсь искусством в перерывах между учебой. Мне быстро наскучивает та информация, которая не является для меня новой, – сказал Виктор. – Ведь чем больше времени проводишь в разных университетах, тем больше информации повторяется.

– Чем ты ещё занимаешься?

– Всем, чем только могу. Мне всегда говорили, что у меня талант. – он улыбнулся через плечо. – Но больше всего мне нравятся театр и живопись. Чем ещё может заняться человек, у которого куча свободного времени?

– Ты как-то сказал, что у тебя душа старика. Хотя на вид тебе не больше двадцати пяти, – я наклонила голову в его сторону.

– Мне как-то сказали нечто подобное, когда я однажды позировал для будущих иллюстраторов, – он усмехнулся, перевернув страницу своего блокнота и начав делать новый набросок. В следующее мгновение он нарисовал милого зверька, чем-то похожего на хорька.

– Кто это?

– Соболь. Их много водится у меня дома. Из них получаются отличные мягкие шубки.

– Какой ужас! – вырвалось у меня.

– Это правда. Все животные, которых нельзя оставить в качестве домашнего скота, обычно идут на шкурки, – Виктор искусно нарисовал глаза-бусинки у животного.

– Ты никогда не рассказывал о своём доме, – на этот раз я посмотрела на него, а не на рисунок. – Какой он? Есть ли у тебя семья?

– Я родом из небольшой деревни, – начал рассказывать он. – Я мало что могу рассказать. Это холодное и труднодоступное место.

– Что привело тебя в город?

– Бизнес. Я приехал из-за работы.

– Ты одновременно работаешь и учишься? Что-то вроде стажировки?

– В каком-то смысле, да.

– Думаю, нам стоит посетить ту часть музея, которая посвящена изобразительному искусству в следующий раз, когда у тебя будет свободный день. Уверена, тебя это вдохновит, – я подставила руку под голову. Он казался таким непреклонным, когда был сосредоточен, зато его рука была лёгкой и расслабленной, когда он делал наброски.

Он перевернул страницу и посмотрел на меня со своего места на полу.

– Почему ты так смотришь на меня?

– Музеи уже не вдохновляют меня так, как раньше. Я видел все картины, которые там есть. Для меня это уже не ново.

– В музее выставлены тысячи произведений искусства, – я вздёрнула бровь. – Вряд ли ты видел их все.

– Может быть, – он пожал плечами. – Но зачем мне куда-то идти, чтобы посмотреть на шедевры живописи, когда у меня есть один прямо перед глазами?

Я ухмыльнулась и запустила диванной подушкой ему в голову.

Он рассмеялся, поправил очки и продолжил рисовать.

Я изучала его, лёжа. Его рука проворно двигалась по бумаге. Он держал карандаш крепко и умело. Несколько раз он менял карандаши, растушёвывая набросок пальцем и подтирая ластиком те части рисунка, которые, с его точки зрения, получались не очень хорошо.

– Что у тебя получилось? Покажи мне!

Виктор повернул блокнот ко мне, и я осторожно поднесла его к глазам. Я снова увидела на бумаге знакомое лицо. Возможно, я была самовлюблённой дурочкой, поскольку мне доставляло удовольствие всё это внимание к своей персоне, хотя, с другой стороны, что плохого в том, чтобы любить саму себя?

– Если ты будешь продолжать так красиво рисовать меня, люди могут действительно подумать, что я милая девушка.

– Ты и правда милая, – он улыбнулся. – Не знаю, почему ты о себе такого плохого мнения.

– Это потому, что ты меня ещё плохо знаешь.

– Мне кажется, я тебя уже достаточно хорошо знаю, раз я решил провести в твоей компании свой единственный выходной вечер, сначала обучая тебя забору крови и помогая преодолеть последствия этого, а потом используя тебя в качестве своей музы, – он откинулся, приложив руки к затылку.

Он сказал «вечер».

О Господи, уже поздний вечер.

Я быстро села и взглянула на часы на стене. Была почти половина восьмого.

– Извини. Я не знала, что уже так поздно, – поспешно сказала я, больше волнуясь о том, чтобы он ненароком не пересёкся с другим моим поклонником. Я боялась даже представить себе, что произойдёт, если моё Существо застанет другого мужчину у меня дома. Я бы голову дала на отсечение, что он не стал бы сдерживать свой гнев. Наверняка Виктору не поздоровилось бы.

– Ничего страшного, – он встал, устало передёрнув плечами. – Ты что, обычно идёшь спать вместе с солнцем?

– Нет, я просто вспомнила, что мне рано вставать. Мне предстоит завтра с утра работа в лаборатории. Ты будешь свободен в среду?

– Я могу освободиться, если ты попросишь меня об этом, – он подмигнул мне, собирая свой рюкзак.

– Возможно, к среде у меня уже появятся образцы. Я дам тебе знать, как у меня будут успехи с анализом крови, – я проводила его до двери, стараясь не выдать своего волнения. – Тогда до пяти часов в среду, договорились?

– Договорились, – ответил он. – Я не забуду.

– Отлично! – я улыбнулась, наклоняясь, чтобы крепко обнять его. – Спокойной ночи, Виктор.

Я проследила взглядом, как он спустился по ступенькам моего дома, слабо освещённого фонарями, и зашагал по улице, удаляясь и постепенно превращаясь в небольшую тень.

Я заперла дверь, со вздохом вернулась обратно в гостиную и плюхнулась на диван. Виктор забыл свой блокнот на чайном столике. Открыв его, я уставилась на последний набросок. У меня явно был кризис личности. Я начинала узнавать себя, только если хмурила лоб. Подойдя к книжной полке, я положила набросок так, чтобы он оказался у меня на уровне глаз. Отступив назад, я наклонила голову, любуясь новым произведением искусства. Кто знает, возможно, это было первое из многих. Я никогда не коллекционировала картины, но, может, мне стоило начать это делать?