волку.
— Ты имеешь в виду твою Владычицу, — прорычал волк.
— Она не моя. Я никогда не утверждал подобного.
— Тебе не нужно произносить эти слова. Тобой движут лишь твои собственные нужды и ничего более. Ты хотел сновидицу. Ты убил Влада. И теперь я просыпаюсь и нахожу её. И вижу, что ты взял её себе в пару? Ты сделал её своей рабыней!
— Я не делал ничего подобного. Возможно, я научился. Возможно, я изменился, — Самир с ненавистью прошипел на волка.
— Не говори со мной, как с идиотом. Ты не способен ни на что подобное.
— Я буду говорить с тобой, как с идиотом, ибо ты именно им и являешься. Я всё это время бодрствовал, а не ты. Ты сбежал в свою гробницу, хныча и дрожа от страха.
Слова Самира были полны тьмы и зловещей угрозы.
— Она умрёт. Она умрёт от моей лапы!
Малахар снова попытался вырваться, но Горыныч держал его намертво.
Каел и Золтан молча наблюдали за сценой. Золтан стоял у моего плеча. Его осанка была напряжённой.
Я вздохнула.
—Почему ты хочешь моей смерти, Шарик? Я тебе ничего плохого не сделала. Я даже не знакома с тобой.
— Ты — не он. Ты — ложь, чума, извращение против самой природы. Отпусти меня!
Малахар зарычал.
— Не дождёшься.
Горыныч снова сжался, чтобы доказать свою правоту. Волк снова взвыл.
— Что ты имеешь в виду, «я не он»?
Я покачала головой, не понимая.
— Ты имеешь в виду Влада? Без шуток. Он мёртв.
— Не напоминай мне об этом, девчонка.
— Боюсь, — тихо произнёс Золтан рядом со мной, — здесь кроется история, к которой ты не имеешь отношения.
— Какова короткая версия?
— Малахар и Влад были братьями. Когда Самир убил Влада, он отнял у Малахара его семью.
Золтан старался говорить, как можно тише.
— Это не твоя история! Не смей говорить о нём!
Малахар яростно завыл. С новой силой пытаясь вырваться из объятий Горыныча.
— Не разговаривай с этой шлюхой…
Малахар снова взвизгнул от боли, когда Горыныч сжал его. Ещё одна кость громко и противно хрустнула.
— Каждый раз, когда ты будешь обзывать Нину, я буду ломать тебе ещё по кости. И мне это будет нравиться. Не заставляй меня сделать что-нибудь похуже, пёсик.
Горыныч высунул свой бирюзовый язык, впиваясь пустыми глазницами в волка.
— Позволь мне уяснить, пёс. Ты ненавидишь меня потому, что я — не Влад? Мне жаль. Мне жаль, что я не он. Я бы сама хотела, чтобы он воскрес из мёртвых вместо меня. Поверь, я действительно этого хочу. Я никогда не желала этого. Я никогда не хотела этого.
Я ткнула пальцем в своё лицо, повторяя свою мысль во второй раз за этот вечер.
— Но не мне было решать. Древние сделали этот выбор.
— Древние? Тьфу! Нет. Твой похотливый альфа-самец всему виной. Колдун — вот корень этого зла.
Каел с тяжёлым вздохом покачал головой.
— Владыка Каел считал так же, Малахар. Но это не так. Поверь ему в этом.
К счастью, Илена была рядом с Каелом.
Малахар тихо зарычал. Повернув голову, чтобы взглянуть на Каела.
— От него разит ею. А от неё — им. И ты позволяешь этому быть?
— Владыка Каел уже высказал Нине своё мнение о том, что, по его мнению, она делает неправильный выбор. Но она — Владычица. Она сама вправе решать такие вещи.
Каел покачал головой.
— Иначе он будет виновен в тех же преступлениях, в которых обвиняет колдуна.
— Впервые за долгое время, Каел, я с тобой согласен, — вставил Самир.
— Мне всё равно!
Малахар склонил голову, уставившись на Самира одним-единственным зелёным горящим огоньком.
— Она — твоя потаскуха. От неё разит тобой. Ты пометил её, покрыл, объявил своей собственностью! Так не может продолжаться.
— Я не объявлял её своей. Ты — невыносимый глупец, — мрачно настаивал Самир.
— Я здесь лишь для того, чтобы помочь Владычице, на которую напали. И всё.
Его когтистая рука судорожно сжималась и разжималась у бедра. Ему явно хотелось разорвать другого Владыку на куски.
— Никогда прежде ты не приходил к кому-либо из нас на помощь! Ты приходишь лишь сеять чуму, боль и страдания. Ты объявляешь её своей уже одним своим присутствием. Тем, что не будешь смеяться над её болью, когда я вырву эти отметины с её лица! Она не заслуживает права носить их!
Малахар вонзил когти в землю, вырывая в утоптанной поверхности глубокие траншеи своими огромными, чёрными и зазубренными ногтями.
— Если ты посмеешь приблизиться к ней, пёс… я научу тебя истинному значению боли.
Голос Самира был чуть громче шёпота, но кипел такой угрозой насилия, что у меня по коже побежали мурашки.
— Ты не положишь на неё ни одной своей лапы, тупой дворняга! Понимаешь меня?
— Почему ты так её защищаешь? — язвительно спросил Малахар. — Потому что она единственная, кто позволяет тебе себя трахать? Ещё одно доказательство, что она твоя рабыня! Никто не позволил бы тебе иметь себя по доброй воле. Или она просто настолько доступна? Я скажу тебе вот что, колдун. Я обещаю больше не применять к ней насилия, за плату.
— Какую?
— Я покрою и повяжу эту шлюху, пока ты будешь смотреть на меня…
Это было уже слишком. Горыныч с криком взмахнул крыльями и отпрянул в безопасное место. Потому что Самир больше не мог себя сдерживать. Чёрное пламя вырвалось из его руки, когда он простёр её в сторону волка. Чёрные шипы взметнулись из земли. Металлические осколки, выросшие в острые, опасные пики. Слишком мелкие и острые, чтобы их можно было разглядеть. Они пронеслись по воздуху и пронзили волка, швырнув его в сторону и пригвоздив, пронзив насквозь, к стволу дерева.
Малахар закричал от боли. Визжа и скуля, словно побитый пёс. Он бился, но это было бесполезно. Его конечности были надёжно прикованы к дереву. Чёрная жижа сочилась из каждого копья, пронзившего его под неестественными углами и вышедшего с обратной стороны ствола.
— Я пришёл помочь ей, ибо она ценнее любого из вас в этом забытом богом мире!
Самир кричал на волка, указывая на него когтем, с которого всё ещё срывались языки чёрного пламени.
— Ты никогда больше не будешь говорить о ней или с ней в таком тоне.