Где-то внутри я всё ещё продолжала убеждать себя в том, что это руки Драко. И от давно позабытых чувств, от этих трепетных прикосновений я таяла, словно кубик сахара в свежезаваренном чае. Потому что когда-то мой муж был именно таким. Когда-то давно, когда я ещё не принадлежала ему по закону.

Я, уже не скрывая, елозила на простынях, пытаясь усилить давление на клитор. Но массажист упрямо не поддавался моим махинациям, словно заранее знал каждое моё действие и успевал подстраиваться так, чтобы продолжать свою сладостную пытку. У него определённо был талант к пониманию женского тела, если он так хорошо считывал меня.

В голове царил полный кавардак. Я полностью растворялась в удовольствии, окончательно забывая, где нахожусь.

Рука с моей ягодицы исчезла, и я тут же ощутила холод вперемешку с тоской на коже. Но не успела осознать, как сильно нуждалась в большей тактильности, как до меня донёсся голос Марка:

— Чьи руки ты сейчас представляешь?

— М-моего мужа, — даже не задумываясь, ответила я, тут же вновь приподнимая таз и почти хныча оттого, что ласкающие меня пальцы опять увернулись.

Всё, что делал массажист, было невыносимым и приятным одновременно. Мне казалось, если он прямо сейчас надавит на мой клитор, то я наверняка кончу. Я так хотела этого, хотела разрядки.

Между ногами было настолько мокро, что его руки беспрепятственно скользили по складочкам без всякого масла. Но, видимо, ему было этого мало. Потому что пальцы у вульвы исчезли, а через пару секунд я почувствовала, как горячая густая жидкость струилась по ягодицам.

Массажное масло стекало вниз, задевая каждую мою чувствительную точку: от копчика и дальше вниз, по мокрым складочкам напрямую к набухшему клитору. Приятно обжигая. Я застонала, стоило мне ощутить, как оно проникает внутрь, как опаляет меня и вынуждает завозиться на простынях.

Я хотела его пальцы в себя, прямо сейчас, чёрт побери, иначе просто не выдержу и наверняка сойду с ума. Но Марк медлил, даже не касался меня, давал сполна насладиться растекающимся маслом. Это невозможно было терпеть. Будто горячий член Драко прямо у входа, но у меня никак не получалось на него насадиться. Наверное, ещё никогда в жизни я так сильно не хотела оргазма.

— И какой он? Твой муж?

— Грубый, — почти прорычала я, не видя абсолютно никакого смысла в этой болтовне. — И… бывший муж, — уточнила я, понимая, что приходить в такое место будучи замужем как минимум неправильно. Мне не хотелось выглядеть в глазах мужчины какой-то пустоголовой шлюшкой.

— О-о, — протянул Марк в ответ. — Он тебя не любил?

И где только понабрали этих любопытных массажистов? Меня буквально разрывало от недостигнутой кульминации. Но шестое чувство подсказывало, что мне давали остыть перед новым заходом. Всё ещё повиновались моей просьбе о «нежно и медленно». Поэтому я заставила себя примириться с вынужденной беседой.

Разговоры о Драко как нельзя лучше охлаждали мой пыл сейчас.

— Наверное, любил… — вздохнула я. — В какой-то извращённой манере.

— В извращённой?

Я невольно закатила глаза, хоть и понимала, что Марк этого не увидит.

— Он собственник.

Глядя на свечу подо мной, я понимала, что это как нельзя лучше описывало Драко.

Собственник. Я перекатывала слово на языке, будто заново пробуя его и ещё раз убеждаясь в том, что этот вкус, эта вязь — это Малфой. Определённо.

Что весь год я, подобно этому самому огоньку на кончике нити, тянулась вверх, пыталась коснуться своим светом всего, до чего дотянусь. В то время как Драко был накрывающим меня подсвечником, в своей излюбленной манере преграждающим мне путь. Не оставляя никакого выбора и полностью забирая всё моё тепло себе. Всё до капли. Наслаждался им и не собирался отпускать, пока я не сгорю дотла.

Что ж, видимо, я всё-таки обратилась в пепел.

— В целом, ему было наплевать на меня, — задумчиво озвучила я. — На всё, что я говорила или чувствовала. Но ему нравилось играться мной, нравилось, что я рядом. Поэтому можно назвать это своеобразной любовью, наверное.

— А что ты чувствовала?

— О-о, — усмехнулась я. — Много чего. Гнев и постоянную боль, например.

— И всё?

Мне показалось, что голос массажиста еле заметно дрогнул.

— Конечно, нет. Были и страсть, и желание, и любовь… Но обиды и боли было больше. Мы не подходили друг другу. В этом вся причина.

— И ты…

— Боже, пожалуйста, просто продолжайте! — не выдержала я, совсем истосковавшись по ласке.

— Как скажешь.

Я чувствовала усмешку на его губах, но мне было наплевать, потому что новая порция масла вылилась на мою ягодицу, за один миг направляя моё возбуждение в нужное русло.

В этот раз он не был таким медлительным, и я тут же ощутила прикосновение горячей ладони, когда массажист начал размазывать масло между ног. Его движения перестали быть лёгкими и бережными, они были скорее… нетерпеливыми, хотя всё ещё достаточно аккуратными.

Я приподняла бёдра, чтобы потереться сильнее о его пальцы, и тут же услышала сиплый выдох. Похоже, Марк послал к чертям всю осторожность, наконец понимая, чего именно я так страстно желала. Мне было стыдно в этом признаваться, но моё тело абсолютно не настраивалось на волну нежности, когда его уже одолело безумное возбуждение.

Браво, Малфой. Ты отлично меня выдрессировал.

Массажист ввёл в меня подушечку пальца, и громкий стон пересилил тихую музыку. Я податливо повела бёдрами, требуя большего. И Марк, повинуясь моему желанию, тут же насадил меня на всю длину, почти сразу добавляя к пальцу второй, и начал тереть мой клитор свободной рукой. Наверняка жёстче, чем собирался изначально.

Но… Боже… Это было именно так, как мне хотелось.

Он быстро провёл пальцами по складкам, собирая с них щедрую влагу, и вновь вернулся к точке, которая вынуждала мои ноги подрагивать. Я невольно выгнулась, ещё сильнее поднимая таз, и открыла рот, судорожно хватая воздух.

Но у меня ни черта не получалось дышать, потому что новые порции стонов выходили из меня нескончаемым потоком. И словно подбадривающие меня пальцы, которые только ускоряли свой темп, нещадно вколачиваясь в меня, нисколько не способствовали облегчению возможности дыхания.

Я собиралась привстать, оперевшись на ладони, но Марк тут же схватил меня за шею, грубо вжимая обратно в простыни. И мне бы негодовать от такой наглости, но я же, напротив, ощущала волны мурашек по телу оттого, как он давил на меня. От столь знакомого чувства удушения, что даже голову не повернуть.

Это уже болезнь. Какая-то ненормальная одержимость, зависимость от грубости, от которой у меня напрочь сносило крышу.