Наконец, меня подвели к дому почти в самом конце улицы. Дверь была открыта нараспашку, протяжные стоны я услышала еще с порога.

— Тори! Эй, Тори, мамаша! Я целительницу привела! Скажи кхерургу, что резать не надо!

В дверь высунулась всклокоченная голова с покрасневшим опухшим лицом. Кто это? Мать роженицы? Свекровь?

Тори окинула меня пустым взглядом, а через пару секунд за ее спиной возник суровый костлявый мужчина в черном. Он сразу напомнил мне ворона — глубоко посаженные глаза, нахмуренные брови, узкое бледное лицо с длинным крючковатым носом. Пальцы крепко сжимали ручку металлического чемоданчика, а высокие ботфорты, которыми он топтался в одной комнате с роженицей, естественно, были облеплены грязью.

В этот миг мои глаза загорелись, как у нашей санитарки Петровны. Она могла обложить матом даже заведующего, если он осмеливался проскользнуть в кабинет по только что вымытым полам.

— Нейт Ойзенберг, позволите войти? — суетилась «русская красавица».

Она, в отличие от разбитой и раздавленной Тори, прекрасно ориентировалась и держала себя в руках.

— Вы кто еще такие? — взгляд нейта Ойзенберга остановился на мне. Прошелся вверх-вниз, оценивая.

— Мы привели нейру-магичку, она может спасти и мать, и малыша.

— Я намерен произвести операцию, и какие-то столичные недоучки мне не указ, — он брезгливо поджал губу. — Инструменты уже готовы и, если вы продолжите меня отвлекать, я не смогу спасти дитя и облегчить предсмертные муки бедной женщины.

Как по заказу из глубины дома донесся бессильный крик. Тут-то меня и порвало.

— Ты бы хоть сапоги грязные снял, инфекцию ведь носишь! — Я двинулась вперед, грозно уткнув руки в бока, оттесняя и свою провожатую, и мамашу роженицы. — А еще врачом назвался, да тебе только свиньям хвосты крутить! Резать собрался своими грязными ручищами, коновал!

Полное ошеломление на лице недоврача сменилось злобой:

— Ты!.. Соплячка!.. да я… я… я тридцать лет здесь работаю! Ты кто вообще такая?..

— Я — опытный специалист!

— Не переживайте, нейт, давайте я вам помогу… — тетушка осторожно взяла его под локоть и потащила из дому.

Человек-ворон брезгливо стряхнул ее руку.

— Вам все равно придется заплатить. Вы оторвали меня от важных дел! — взвизгнул истерично. — А она только убьет ребенка!

— Уйди с дороги! — рыкнула я, отпихивая его локтем и заглядывая внутрь.

На столе посреди комнаты лежала несчастная женщина с огромным животом, голова ее моталась из стороны в сторону.

— Некоторых хлебом не корми, только дай кого-нибудь зарезать, — проворчала я себе под нос.

Врач-грач еще что-то кричал и возмущался, но я уже никого не слушала. В роддоме все знали, что со мной связываться себе дороже. Строгой я была. Не склочной, конечно, ссориться не любила, но словесно приложить лицом об асфальт могла. Всегда говорила, что думаю, никогда не лицемерила и не улыбалась тем, кто мне не нравился.

— Быстро мне воды помыться! — и, видя, как расширяются глаза баб и как они переглядываются, прикрикнула еще громче: — Быстро-быстро! Не видите, я чумазая как черт! И спирта побольше приготовьте, травяные настои, самогон… все, что есть! Полы в комнате отдрайте, роженицу помойте и перестелите пеленку! И обезболивающего…

Бабы засуетились.

— Мак есть, он хорошо дурманит и снимает боль, мы давали его Милли уже… А вы, нейра, сюда пожалуйте… в баньку…

Мы побежали в боковую пристройку, игравшую роль бани. Меньше, чем через минуту, я, скинув всю одежду, уже намывалась холодной водой. Тетенька в платке, которую звали Берти, поливала меня из ковшика.

Со скоростью света я намылилась коричневым бруском, похожим на хозяйственное мыло, прополоскала волосы, обтерлась чистым отрезом ткани. Натянула льняную рубаху до пят, чулки, передник — меня клятвенно заверили, что все это чистое. Волосы повязала косынкой. Мои надпочечники работали в бешеном режиме, впрыскивая в кровь адреналин.

Ну что, Елена Аркадьевна, в бой? День в новом мире начался с экстрима.

Роженица Милли уже даже не кричала. Обессиленная лежала на столе, глядя в потолок потухшими глазами, и глухо постанывала. Похоже, ее напоили препаратом на основе мака, который обладал обезболивающим, снотворным и одурманивающим действием. Ну, хоть что-то.

— Слышишь меня, дорогая? Ни ты, ни малыш сегодня не умрете, — я заглянула в бледное заплаканное лицо.

Стоило отдать должное расторопным женщинам — они сделали все так, как я велела: пол сиял чистотой, на полке стояла батарея склянок и графинов, а также ведро с кипятком и чистые простыни.

— Воды отошли? Схватки чувствуешь?

Вместо Милли ответила ее мать, Тори:

— Воды совсем чуть-чуть было… И хватает время от времени.

Я пропальпировала живот, чтобы убедиться в неправильном положении ребенка — головка и таз находились в боковых отделах матки. Обработав руки до локтей жидкостью, запах которой очень сильно напоминал запах спирта, я приступила к делу.

Раскрытие было полным, но ни конечности ребенка, ни пуповина, к счастью, не выпали. Больше всего я боялась, что ситуация запущена и дитя уже нельзя спасти. Сейчас каждая секунда на счету: при поперечном положении малыш сам не родится и погибнет в утробе, это гарантированная мучительная смерть для матери. Недаром сотни поколений женщин при отсутствии адекватной помощи умирали в родах.

Жаль, здесь нет условий для кесарева сечения.

В голове всплыли слова одной старой преподавательницы:

— При поперечном положении на ножку сделай поворот.

Внутренний поворот плода был очень рискованной манипуляцией, вмешательство грозило разрывом матки, отслойкой плаценты, болевым шоком, инвалидностью ребенка и еще кучей осложнений.

К тому же мы превращаем поперечное положение плода в ножное, а там тоже все непросто.

И я никогда не делала этот поворот! Существовало УЗИ, которое позволяло выявить неправильное положение до родов. А еще операционная, перчатки, инструменты, стерильность. Мы, современные врачи, были разбалованы благами цивилизации.

Сейчас предстоит вернуться в прошлое.

По спине катился холодный пот, но разум оставался чистым, и я благодарила бога за свою почти феноменальную память. Каждую деталь манипуляции я помнила так, будто только сегодня закрыла книгу и прослушала лекцию.

Работать следовало обеими руками: одна помогает снаружи, подталкивая попу малыша к выходу из матки, вторая изнутри ищет ножку.

Обе женщины держали Милли за плечи, но от боли и настойки та уже отключилась. Господи…

Я помогла сотням малышей прийти в этот мир, хоть и работала с акушеркой, но отлично знала и умела все. Так пусть повезет и сегодня!

Плод лежит спинкой к животу, в переднем виде