Ему говорили, что надо поесть, он раскрывал рот, возникала необходимость отправления естественных надобностей — он это делал как робот, но внутренней активности не было.

Н-да… Похоже игрушка-то моя сломалась.

* * *

Возвращаясь к себе (т. е. к Шиарре) от мастера Фольмара с которым мы по просьбе коменданта занимались боевым разделом Великого Искусства я увидел сложенными у входа в апартаменты несколько узлов, скамеечку и тележку Эльфи и Лило с которыми они посещали своих клиентов. Сами они тоже обнаружились у дверей.

Увидев меня парикмахерши бросились ко мне и затрещали:

— Оме Ульрих! Оме Ульрих! — это Эльфи.

— Мы ушли…, - а это Лило.

— Вы знаете

— Оме

— Нам рассказывали такие

— Ужасы!

— Кто вам и что рассказывал? — с трудом вклинился я в скороговорку окруживших меня маникюров, хватавших меня за руки, таращивших глаза и нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу от избытка чувств.

— Слуги барòна Готфрида фон Хохстедена

— Нам рассказали, что им рассказывал

— Сын управляющего поместьем Халленберг

— Которому рассказали фермеры из долины Йестеттен

— Что в десяти вегштунде отсюда

— По дороге на Лагенштейн

— Они, эти фермеры, видели

— Бродячих циркачей

— А они рассказали этим фермерам

— Что армия демонов съела

— Всех солдат нашей армии

— Вот!! — хором выдохнули Эльфи и Лило. И опять хором:

— Оме, нам очень страшно, — они одновременно сложили кулачки, прижали их к груди и с надеждой смотрели на меня полными слёз глазами.

— Возьмите нас к себе-е, — одновременно хлюпнув носами они заревели, размазывая слёзы и тушь с ресниц по несчастным моськам, — мы боимся-я…

— А если не возьму, куда денетесь? — ответил я, внутренне едва сдерживая смех.

— Оме, мы просто умрём от страха…, - опять одновременно — будто репетировали, ответили омежки, — знаете, как страшно… особенно ночью. Вдруг демоны уже окружили замок и пробираются к нам…

— Ну да, а первыми они захватят и съедят именно вас, — серьёзно заметил я, — и я знаю почему.

— Почему? — одновременный выдох страха.

— Вас просто очень слышно, — нагнувшись к ним заговорщицким шёпотом произнёс я с трудом сохраняя каменное лицо.

— А что вы думаете, оме, такое правда возможно? — на полном серьёзе спросили сразу оба, — как же мы раньше об этом не подумали! — запаниковали Эльфи и Лило, приняв мои слова за чистую монету. И ведь они и правда верят всему, что я говорю — пришло ко мне подтверждение эмпатии.

— Оме, возьмите нас к себе…, - снова запричитали они, опустившись на колени и ухватив меня за штаны они уткнулись в них, снова, как раньше, промочив слезами их насквозь.

— Оме, мы всё для вас сделаем, мы в постели всё-всё будем делать, мы знаем как у вас с оме Шиарре…, мы тоже так будем… Только не гоните нас, — совсем уже убито повторили они хором.

— И как же это у меня с оме Шиарре? — вычленил я главное из их речи.

— Ну… все знают, оме Шиарре… он любит… это… так…, - замялись болтуны.

— Как это так? — я присел на корточки и моё лицо оказалось на одном уровне с зарёванными лицами Эльфи и Лило.

— Ну… он любит когда вы его… бьёте…, а вам, наверное, нравится… — прошептали они заговорщицким шёпотом, осторожно касаясь моих плеч и рук.

Вдруг Эльфи, порывисто обхватив меня рукой за шею, приник своими губами к моим губам, даря мне поцелуй и тут же отшатнулся крепко зажмурившись. Лило притих и растерянно смотрел на нас.

Не вставая, я медленно развел руки в сторòны и картинно сжав кулаки зафиксировал обоих (обеих?) парикмахерш телекинезом, так окутав их силой, что они могли только дышать и моргать глазами.

— Эльфи, — обратился я вставая, к поцеловавшему меня омеге — эмпатия подсказала мне, что Эльфи находится на грани обморока, — это было в первый и последний раз. Я больше предупреждать не буду.

— А жить вы теперь будете в саду. Там есть пара подходящих беседок, — продолжил я угрожающим голосом, сделав соответствующее лицо.

Повернулся к ним спиной, не обращая внимания на умоляющие взгляды, открыл дверь в апартаменты Шиарре и, не закрывая её за собой, прошёл к дивану посреди гостиной и сел так, чтобы видеть удерживаемых мной на коленях парикмахерш.

Посидел, понаблюдал за паническими выражениями лиц, подтверждёнными эмпатией, и, наконец, сжалившись, громко сказал:

— Ну, и что вы там застыли, я вас долго ждать буду? — одновременно отпуская телекинетическое удержание.

— Вещи не забудьте, — напомнил я засуетившимися и полыхнувшими радостью омегам.

«Вот и гарем собрался» — с грустью думал я, глядя на возню четырёх омежек.

— Оле, Янка, они будут жить у нас. В вашей комнате, помогите им с вещами.

— А-а… мы где будем? — растерялся Янка, выпустив в узел из рук.

— А вы со мной спите. Забыли? — напомнил об очевидном я.

— Да, оме…, - оба слуги опустили глаза и вспыхнули румянцем.

Эльфи и Лило быстренько затащили свои вещи в апартаменты и, о чём-то перешёптываясь с Янкой и Оле, под моим пристальным взглядом устремились в комнату слуг. Скоро за закрытой дверью послышалась возня и хихиканье.

Как мало людям надо — я поднял глаза к потолку. В основном, надо почему-то от меня. Зачем вот они мне все? Для чего я окружаю себя поклонниками? А они ведь поклонники. Омежья сущность говорит во мне через подсознание или ещё что-то? Я их жалею, ласкаю время от времени. Стараюсь грубо не обходиться, ну за исключением Шиарре, но там особая ситуация, а они в ответ мне платят любовью, я это чувствую — эмпатию не обманешь. Даже Шиарре, сучонок. Это они так стосковались по нормальному отношению, что бросаются на меня? Это что же тут за мир такой! Или я так тешу своё самолюбие и окружаю себя рабами? Или может быть я сам ведусь на все эти глазки, вздохи и симпатичные мордахи? А может у меня сдвиг какой после тюрьмы? Чёрт его знает! Так и не придя ни к какому выводу, я плюнул на подобные размышления. Ладно, время покажет.

Да, а где наша игрушка? Шиарре нашёлся в спальне. Заботливо расчёсанный и умытый Оле он безучастно сидел у окна в кресле притащенном из гостиной. Косые лучи заходящего солнца подсвечивали бледное тонкое лицо и пряди волос, свесившиеся на лицо. Ебаная тётя, как ты исхудала — подумал я, разглядывая Шиарре.

Что же с тобой делать-то?

Я подошёл к креслу.

— Встань, — попросил я Шиарре.

Не изменив ни выражения лица, ни пустого взгляда,