— Это другое, — буркнула я.

— Ага, другое, — кот зевнул и потянулся. — Продолжай себе врать, если так легче.

Желудок снова заурчал, напоминая о себе. На этот раз громко и настойчиво, не оставляя возможности игнорировать. Последний раз я ела утром, и организм требовал своё.

— Ладно, ладно, — пробормотала я, поднимаясь с пенька и отряхивая стружки с платья. — Намек понял.

Яспер фыркнул, но промолчал, наблюдая, как я направляюсь к избушке.

Я толкнула дверь и замерла на пороге, ошарашенная открывшимся видом.

Печь. Она была чистой, с аккуратно сложенными возле топки дровами. Угли ещё тлели, отдавая ровное тепло, и от них исходил уютный жар, прогоняющий вечернюю прохладу. Строители не только починили крышу, но и привели в порядок печь. Даже затопили, прежде чем уйти.

Я медленно подошла ближе, протянула руки к теплу. И тут меня накрыло.

Борщ.

Мысль ударила с такой силой, что я застонала вслух. Борщ. Настоящий, густой, наваристый, с румяным пампушками, политыми чесноком. Со сметаной, которая медленно тает белыми разводами на тёмно-красной поверхности. Как у мамы. Как в детстве, когда я прибегала домой после школы, замёрзшая и голодная, а на кухне уже стояла кастрюля, от которой шёл пар и божественный аромат.

Господи, как же я скучала по нормальной, домашней еде. Решение созрело мгновенно.

— Мне нужны продукты, — объявила я, хватая кошелёк с остатками денег. — Прямо сейчас.

Яспер, который успел проскользнуть в избушку следом за мной, проводил меня скептическим взглядом.

— Серьёзно? Сейчас? На закате?

— Именно сейчас, — ответила я, уже накидывая на плечи шаль. — Пока не передумала. И пока Конрад ещё не спит.

Кот покачал головой, но спорить не стал. Он уже знал, когда я что-то решала, переубедить меня было невозможно.

Путь до деревни занял минут двадцать быстрым шагом. Солнце садилось за лесом, окрашивая небо в кровавые оттенки, и я торопилась, пока совсем не стемнело.

Конрад, как всегда, сидел на завалинке своего дома со своей трубкой. Дым поднимался неторопливыми колечками, а сам староста о чём-то задумчиво смотрел на дорогу. Увидев меня, он вскочил так резво, что чуть не выронил курительный прибор, и торопливо затоптал упавшие на землю угольки.

— Госпожа ведьма! — в его голосе звучала смесь почтения и лёгкой тревоги. Визиты ведьмы на закате обычно не предвещали ничего хорошего.

— Мне нужны продукты, — начала я без предисловий, доставая кошелёк. — Свекла, капуста, морковь, лук, картофель. Мясо свежее, лучше говядина. Сметана жирная. Сало, если есть.

Конрад заметно расслабился — значит, не проклятие и не наказание для кого-то из деревни. Просто покупки.

— Хедвига! — крикнул он в сторону дома. — Выходи, госпоже продукты нужны!

Его жена появилась на пороге, вытирая руки о передник, и, услышав список, засуетилась. Минут через десять на крыльце выстроился внушительный набор: три крупные свёклы, кочан капусты, пучок моркови, связка лука, картофель, завёрнутый кусок свежей говядины, горшочек со сметаной и даже кусок сала.

— И вот это возьмите, госпожа, — Хедвига добавила ещё пучок свежего укропа, головку чеснока и щепотку соли, завёрнутую в тряпицу. — В подарок. За то, что помогаете нашим людям. Марта вчера прибегала, вся сияющая — говорит, её Йохан в жёны позвал! Сказал, что думал давно, но боялся отказа. А она, дурёха, тоже боялась первая признаться. Вот спасибо вам!

Я почувствовала тепло в груди. Значит, сработало. Простая психология вместо магии, но девчонка счастлива и это главное.

— Рада была помочь, — искренне ответила я, протягивая деньги.

Конрад принял монеты, пересчитал и кивнул с удовлетворением. Я сложила всё в большую корзину, которую мне услужливо подали, и двинулась в обратный путь.

Корзина оказалась тяжёлой. Очень тяжёлой. Руки гудели уже на полпути, плечи ныли, а ручка больно врезалась в ладони. Но внутри разливалось странное, почти забытое чувство. Предвкушение. Я шла домой — в свою убогую, полуразваленную избушку — и несла продукты, чтобы приготовить настоящий ужин. Не перекусить краденым или купленным хлебом с сыром. А именно приготовить. Своими руками. Как делала когда-то в своей квартире, в своём мире.

Мысль об этом согревала лучше любого камина.

Когда я, наконец, добралась до избушки, окончательно стемнело. Том маячил у края поляны — белая голова черепа светилась в темноте, как призрачный маяк. Сова ухнула один раз с крыши — всё спокойно. Из окон избушки пробивался слабый свет — Яспер, видимо, зажёг свечи.

Я поставила корзину на стол с облегчением, разминая затёкшие пальцы.

— Ты серьёзно собираешься готовить? — Яспер спрыгнул с подоконника и с любопытством обнюхал продукты. — Прямо сейчас? Ночью?

— Именно сейчас, — подтвердила я, засучивая рукава. — И не мешай.

Я достала из корзины свёклу и понесла её к печи. Поставила вариться целиком в чугунном горшке, залив водой — так она сохранит насыщенный цвет и не потеряет сок. Пока вода закипала, я занялась мясом.

Говядина была свежей, с тонкими прожилками жира. Я нарезала её небольшими кубиками, стараясь делать куски одинакового размера, чтобы варились равномерно. Сложила в другой чугунный горшок — побольше, который откопала среди кухонной утвари старой Мириты, — залила чистой холодной водой из ведра и поставила на огонь.

Руки двигались на автомате. Нарезали капусту тонкой соломкой. Покрошили морковь и лук. Почистили картофель и нарезали его кубиками.

С каждым движением ножа, с каждым всплеском воды в горшке я чувствовала, как напряжение последних дней медленно отступает. Плечи расслабляются. Мысли упорядочиваются. Внутренний хаос превращается в спокойный ритм.

Готовка — это медитация. Алхимия обыденности. Превращение хаоса в порядок, сырых ингредиентов — в нечто цельное и гармоничное.

— Ты готовишь так, словно совершаешь священный ритуал, — заметил Яспер, устроившийся на краю стола и наблюдающий за процессом с явным интересом.

— А разве нет? — я помешала бульон, вдыхая поднимающийся пар. Первый жир начал таять, всплывая на поверхность серой пеной, которую нужно было снять. — Алхимия. Превращение одного в другое. Четыре стихии — вода, огонь, земля в виде продуктов и воздух, который наполняется ароматом. Магия самой обыденной, самой человеческой формы.

Он промолчал, но я видела в его золотистых