– Вор, – презрительно бросил Ма.

Если бы бой продолжился, Ми Хоу, возможно, лишился бы не только кончика хвоста. Благо, внимание Ма привлекла тень, уползающая в глубь бамбуковой рощи, должно быть, в поисках новой добычи. Сняв с пояса еще один амулет, Ма поспешил нагнать эту тень.

Ми Хоу подбежал к другу, с ужасом замечая, что тот лежит бездыханным.

– Мастер! Мастер! – безуспешно звал он.

В теле Гуэя еще теплилась жизнь, хоть и очень слабо, а в руке он сжимал треснувший амулет. Вероятнее всего, мастеру пришлось сломать на нем старую печать, чтобы наложить новую.

И как теперь, прямо в разгар боя, унести еще и мастера?

– Чего замер? Беги, – еле слышно, но твердо приказал Гуэй. – Вот увидишь, войну я еще выиграю.

Но Ми Хоу не послушал, а напротив, начал поднимать тяжелое рослое тело, взваливая его себе на спину.

– Глупая обезьяна, – с раздражением и болью простонал Гуэй.

– Всю жизнь расплачиваться со мной будешь, – ободряюще предупредил обезьяна и побежал, за шаг преодолевая десять человеческих.

Как и слепой мастер.

– Если меня не бросишь, погибнем оба, – требовал оставить себя Гуэй.

– Хочешь сказать, я зазря хвоста лишился? – не желал сдаваться Ми Хоу.

– Вся моя сила в подвеске. Потому Ма меня не убьет.

– Я тебе не верю. Ты сказал, что мы погибнем оба.

– Когда ты стал таким внимательным? Оставь меня уже! – Гуэй зашипел от боли. – Если продолжишь волочь меня, как мешок с редькой, я точно умру. – И уже обессиленно попросил: – Спрячь мою ци.

Внезапно перед ними возникла стена пламени.

– На меня моим же оружием? – прокричал Ми Хоу, почувствовав самое настоящее унижение. – Да ты знаешь, что огонь – моя стихия?!

– Если и знает, то только и добивается, чтобы ты ее проявил, – напомнил Гуэй.

Ми Хоу цыкнул и сменил направление. Но снова путь преградил обогнавший их Ма. Демон остановился.

Совсем ослабевший, Гуэй покачал головой.

– Я же сказал, что один ты убежишь. – Его лицо побледнело, а былая краснота мягких губ сменилась синим оттенком. Из груди темного мастера вырвался кашель: – Ребро сломали. Сейчас я в бо́льшей мере человек. – Он старался говорить громче, скорее всего, чтобы Ма тоже его слышал. – Мне нужен лекарь. Оставь, мастер вернет меня на гору для суда. До этого времени монахи обо мне позаботятся. – Превозмогая боль, Гуэй слез со спины друга. – Ты уже сделал благое дело, Небесами зачтется.

Встав в стойку, темный мастер взмахнул руками, напуская туман, который тут же сдул ледяной ветер. И снова. И опять.

Последнее, что увидел убегавший Ми Хоу, – как его друг без сил упал к ногам слепого мастера.

Глава 3

– С какой стати этот Ма считает себя праведником? Сам же применяет черную магию! И бьет в спину!

Ми Хоу мчался вперед не оглядываясь. Хвост продолжало жечь. Демон чувствовал, как заклинание духа меча палило его изнутри. Поэтому в первую очередь ему нужно было позаботиться о том, чтобы спасти собственный хвост, вот уже шестьдесят лет невидимо хранящий демоническую магию.

Теперь становилось понятным, почему мастер Ма оставил попытки его догнать. Зачем попросту тратить силы?

Так, после Ми Хоу предстояло надежно спрятать подвеску, ведь демон при себе ее хранить не мог. Что, если в следующий раз голодные духи погребут под собой уже его? Тогда потеря кончика хвоста станет по-настоящему бессмысленной.

Впереди Ми Хоу услышал тихую мелодию флейты. Неужто это брат Чжи? Демон-змей умен, а потому непременно найдет способ помочь.

Ми Хоу поспешил на звук. И каково было его разочарование, когда сидящим на камне под полуденным солнцем он увидел не змея, а странствующего писаря в светлой простой одежде и с характерной шапкой ученого. Должно быть, он остановился отдохнуть. Рядом с совсем уж хилым юношей стоял его скромный скарб – сумка да увесистый ящик переписчика с приделанным к нему высоким навесом, защищавшим пожитки и самого писаря от дождя и зноя. Со стороны поклажи доносился аппетитный запах жареной лепешки.

Чем еще был примечателен этот человек? Необычайно светлой ци.

Видя его в лучах солнца, безошибочно исполняющего сложное произведение, Ми Хоу удивлялся тому, как только лесные звери не пришли послушать столь дивную музыку, а птицы не принялись ему подпевать.

Вот где можно спрятать частичку души мастера!

Разве не лучшее место то, что на виду? Светлая ци этого юноши непременно скроет темную, затаившуюся в подвеске. Ко всему прочему, он был всего-то человеком, не знакомым ни мастеру, ни демону, а значит, Ма даже не подумает, что нефрит следует искать здесь.

Хвост горел, причиняя нестерпимую боль. Ми Хоу боялся, что стоит промедлить еще хоть мгновение, и для него самого наступит конец. А потому, после того как спрячет подвеску, он намеревался устремиться к водопадам Трех сестер, где ему – демону, пятьдесят лет не убивавшему людей, – помогут такие же демоны, а может, и сами Небожительницы.

Ми Хоу снял со своих одежды одну из лент и, привязав к ней нефрит, выбежал на поляну.

Не успел писарь испугаться, как демон прикоснулся к его лбу, юношу обездвижив. В следующее мгновение он повязал на шее писаря тяжелое украшение и скомандовал:

– Жди здесь! Ни шагу не ступай.

И, усадив юношу спиной к камню, сотворил какое-то заклинание, а сам убежал.

* * *

Солнце скрылось за горизонт. На чащу опустилась ночная тьма.

Писарь продолжал сидеть неподвижно. Даже будь его воля, двинуть ногой или рукой он не мог, а те уже начали замерзать. Неужели он здесь и погибнет? Всего-то остановившись на привал?

Со стороны могло бы показаться, что юноша спит, но на самом деле все видел и слышал.

Как возле него бродили звери, в том числе и хищные, но, благодаря покровительству Небес, а быть может, и заклинанию того демона, словно бы человека не замечали.

Долго ли продержатся чары? Ведь у каждого заклинания есть срок, разве нет? Но что, если какой-то тигр увидит его раньше, чем сойдет паралич? И почему именно он? Для чего?

А главное, если сегодня он погибнет, то как исполнит данное дорогой Мэй Мэй обещание?

Часы шли, писарь замерзал все сильнее, а демон так и не возвращался. Может, оно и к лучшему? Кто знает, что тогда произойдет.

Юный писарь был уверен в том, что повстречал он именно демона. Какой Небожитель станет так губить жизнь человека?

Он едва ли не плакал.