Механизм вздрогнул и ожил. Следом за ним проснулись и остальные. Вскоре кухня наполнилась ритмичным, слаженным гулом.

— У них есть имена? — тихо спросила Тара, с восхищением глядя на ожившую кухню.

— Есть, — улыбнулась я. — Отец любил давать им имена. Этот здоровяк, что месит тесто, — «Толстяк Блин». Тот, что режет овощи, — «Жук-Крошитель». А неутомимый мойщик посуды — «Полоскун».

Тара медленно кивнула, пробуя имена на вкус. На ее губах появилась понимающая улыбка.

— Они им подходят. Хорошо. Тогда давай организуем их работу.

И в следующие два часа она доказала, что обладает талантом прирожденного организатора. Это превратилось в слаженный, почти волшебный танец. Я была сердцем этой артели, ее магическим центром. Но Тара стала ее мозгом и руками.

— «Толстяк Блин» — самый основательный и медленный, — рассуждала она с деловитостью управляющего большим хозяйством. — Ему нужно дать задание первым, чтобы тесто успело подойти. Мей, задай ему программу на ржаное тесто, гномы его обожают. А я пока подготовлю рабочее место для «Крошителя».

Она работала с поразительной скоростью. Пока «Толстяк Блин» пыхтел над замесом, она уже выкладывала перед «Жуком-Крошителем» овощи идеальными рядами. Она интуитивно поняла сильные и слабые стороны каждого. Она будто знала, что «Крошитель» может «подавиться» слишком твердым корнеплодом, и держала наготове деревянный пестик. Она чувствовала, когда «Толстяк» заканчивает замес, за секунду до того, как звякнет его латунный шарик-индикатор. Она организовала конвейер, где «Полоскун» получал грязную посуду партиями, а не всю сразу, что позволяло ему работать эффективнее.

Мы открылись вовремя. Когда первый гном переступил порог харчевни, на столах уже стоял свежий, дымящийся хлеб, а воздух был наполнен ароматами тушеного мяса. Мы были смертельно уставшими, но на наших лицах было выражение мрачного триумфа. Мы были готовы.

Первый час прошел в привычной суматохе. Посетители ели, пили, что-то громко обсуждали. Благодаря без устали работающим помощникам, мы успевали подавать заказы вовремя.

Спустя еще час небо внезапно потемнело. Утреннее солнце, только что ярко светившее на безоблачном небе, скрылось, словно его накрыли черным полотном. Порыв ледяного ветра заставил заскрипеть вывеску и с грохотом захлопнул окно. Посетители в зале тотчас притихли, удивленно поглядывая на улицу.

А через секунду хлынул ливень. Это была стена воды, обрушившаяся на торжище с яростью стихийного бедствия. Крупные, тяжелые капли барабанили по крыше с такой силой, что, казалось, старые доски вот-вот проломятся.

— Да что за напасть! — пророкотал старый гном из клана Каменных Сердец, стряхивая воду с бороды. Он едва успел вбежать внутрь, прежде чем хляби небесные разверзлись окончательно. — Стихии совсем взбесились в последнее время!

Он прошел к столу, где уже сидели двое его соклановцев, и с грохотом опустился на скамью. Схватив с общего блюда ломоть хлеба, гном с хрустом откусил добрую половину, прожевал, задумчиво поглаживая мокрую бороду, и залпом осушил поднесенную ему Тарой кружку темного эля.

— Ты это к чему, Борин? — спросил второй гном, помоложе, откладывая в сторону обглоданную кость и вытирая жирные пальцы о кожаные штаны.

— А к тому, Гролм, что в мире происходит что-то странное, — ответил Борин, снова наполняя кружку из глиняного кувшина. — Ты про пожар в Винхейме слыхал? У мага-огневика дочка так полыхнула, что полквартала выгорело. Говорят, не справилась с силой. Просто так, на ровном месте.

— Слыхал, — кивнул Гролм. — Сила огня нынче дикая стала. Не слушается.

— Пожар — это еще полбеды, — вставил третий гном, самый угрюмый из них, до этого молча терзавший кусок мяса. — Мой двоюродный брат караван вел из Вестгарда. Так там на прошлой неделе ураган был! Не просто ветер, а настоящий смерч. С трех домов крыши сорвало, как листья с капусты! — он сделал большой глоток эля, утирая пену с усов. — В жизни такого в тех краях не бывало, там отродясь ветра сильнее сквозняка не дуло.

— Вот-вот! — подхватил Борин, ударив кулаком по столу так, что подпрыгнули тарелки. — То огонь из-под контроля выходит, то ветер дуреет, то вот теперь вода с небес льет, будто хочет нас всех утопить! Не к добру это. Старики говорят, что-то в мире сломалось, и теперь он трещит по швам.

Я стояла у прохода между залом и кухней, держа поднос с горячими тарелками, и слова гномов отдавались во мне тревожным эхом. Что-то в мире сломалось… Стихийная магия выходит из-под контроля…

Внезапно до меня донесся странный звук с кухни. Не привычный металлический скрежет, к которому я уже успела привыкнуть, а что-то совершенно иное. Низкое, вибрирующее урчание.

Я быстро подала тарелки гномам и поспешила на кухню. То, что я увидела, заставило меня замереть на пороге.

«Полоскун» работал с лихорадочной, почти безумной скоростью. Его латунные лапки двигались так быстро, что превратились в размытое золотистое пятно. Хрустальный глаз пылал ярким, почти белым светом — куда более интенсивным, чем обычно. Мыльная вода в тазу бурлила и пенилась, словно кипящий котел.

И этот звук… Механизм издавал довольное, хищное урчание, совершенно непохожее на его обычное размеренное позвякивание.

— Маленький, — тихо позвала я, осторожно приближаясь к тазу. — Что с тобой?

Но «Полоскун» словно не слышал меня. Он продолжал неистово полировать уже давно чистую тарелку, его движения становились все более резкими и беспорядочными.

Глава 18

— Мей? — голос Тары прозвучал напряженно из-за моей спины. — Кажется, у нас проблема.

Я обернулась и увидела, что Тара стоит посреди кухни и тоже разглядывает механических помощников с выражением плохо скрываемой тревоги.

«Толстяк Блин» в своем углу работал с такой яростной энергией, что его массивный чугунный корпус вибрировал и покачивался. Крюки-руки месили воздух там, где давно уже не было теста, а его обычное довольное пыхтение превратилось в учащенное, лихорадочное сопение. Латунный шарик-индикатор на его макушке не просто подпрыгивал — он танцевал безумный танец, звеня с такой частотой, что звук сливался в сплошной металлический визг.

Еще хуже дела обстояли с «Жуком-Крошителем». Он превратил аккуратно разложенные овощи не в изящные кубики или кольца, а в бесформенную кашу. Его дисковые ножи вращались с такой скоростью, что воздух вокруг них дрожал, а сам механизм издавал не привычное ритмичное «клац-клац-клац», а непрерывное металлическое завывание. Морковь, лук, капуста — все превратилось в однородную оранжево-белую массу, которая разлеталась во все стороны, забрызгивая стены кухни.

— Они все сошли с ума, —