— Может, оставить её себе? — вдруг предложил Генри.

Я подавилась вздохом!

— Задница и грудь при ней, — усмехнулся Нормийский. — Да и сопротивлялась бы она до последнего. Характер так просто не скроешь. Генеральская жена, сразу видно. Баба с огоньком. Понимаю Арагона — такая, как она, цепляет намертво. Но нет. Дрэдмор потом перевернёт всех нахрен. Сначала сын, потом жена пропала у нас же? Так что нет. Ты себе можешь другую выбрать.

— А может, стоит рискнуть? — адъютанта несло, и я услышала, как в его голосе зазвенела похоть, мерзкое предвкушение. — Может, ему и в радость, что мы попользуем старую его жену, а потом избавим его от неё? У того ведь все намази. Есть кому согреть постель, утешить.

Я едва не закусила губу до крови, чтобы не зашипеть вслух.

Твари они с генералом, а не ящеры.

Мерзкие падальщики!

И о нас с Арагоном в курсе! И его походно- полевой жене! И меня решили попользовать?!

— Не будем рисковать, — отрезал Нормийский, жёстко, будто поставил точку.

Но Генри не унимался, его голос звучал странно, глухо, с какой-то хриплой жадностью:

— Она зацепила меня. Есть в ней что-то… особенное…

Я выругалась про себя. Неужто он почуял ведьмовскую силу? Тянется ко мне, как одурманенный? Только этого мне и не хватало. Ведомые инстинктами, драконы всегда считали ведьм соблазнительными. Но не настолько же, чтобы терять рассудок!

Как они вообще могут говорить обо мне в таком тоне?

Меня обдало холодом. Его слова были словно ядом, обволакивающим изнутри.

— Оставь эту затею с ней. Лучше выпроводим ее. Пусть думает, что сама решает. — Пауза. — А решаем всегда мы.

Я замерла. Дыхание перехватило. В груди клокотала ярость, смешанная с мерзким холодом бессилия.

Они так легко рассуждали обо мне… словно я не жена, не личность, а вещь. А ведь я не просто женщина — я супруга другого высокопоставленного военного.

И если даже в этом случае они позволяют себе такие разговоры, то что говорить о тех, кто слабее, моложе, беззащитнее?

Так они решают и за других женщин. Ломают, заставляют, выжимают досуха, пока не останется ничего, кроме пустой оболочки.

Я сжала кулаки в темноте, ногти впились в ладони.

Мне нужно быть осторожнее.

Намного осторожнее.

Любая ошибка — может стоит мне дорого.

Потому что помимо того, что честь для этих двух мужчин, как и для других офицеров здесь, лишь пустой звук, я теперь знала наверняка: им есть что скрывать.

Иначе зачем они собирались приказывать всем целительницам молчать?

Если бы всё было чисто, не потребовались бы такие меры.

Значит, правда — где-то рядом. И правда эта смердит сильнее любой крови на поле боя.

Что вы скрываете?..

Глава 20

Разговор сошёл на нет. Я отошла от окна.

Я ещё рискнула надеяться пробраться в целительскую до того, как Генри явится с приказом, но не вышло.

У входа стоял караул. Я замерла под деревом на углу, сжала зубы, но внутри меня так смешивались ярость и отчаяние, что дар грозился вырваться наружу.

Обошла целительскую. Но окна были все плотно закрыты.

Я выругалась так, как не подобало бы леди. Но было плевать.

Внутри всё горело, клокотало.

А знал ли Арагон, какие мерзавцы тут служат?

Или он, как и все, закрывал глаза?

Но ведь я знала своего мужа. Слишком правильный, хладнокровный, но справедливый. Строгий, но порядочный. Таким он был всегда.

«А как же тогда во всё это вписывается его предательство, а?» — спросила я сама у себя, сжимая пальцы так, что ногти впивались в ладони.

Ведь он тоже пользовался походной женой!

Бездна! Не знаю!

Это никак не вязалось с моим Арагоном. Не похоже на него. Но факт остаётся фактом: он притащил в наш дом свою подстилку.

И этим перечеркнул двадцать пять лет нашей совместной жизни.

И еще он слишком быстро покинул лагерь… Неужели ему самому ничего не показалось странным?

А ведь даже я, едва приехав, заметила странности!