Бринла

После инцидента с Андором в ванной мы с Леми быстро проносимся по коридору. Дверь распахнута настежь, а обои желтые, в цветочек, так что я предполагаю, что это — желтая комната.

Как и ванная, она великолепна. Слишком роскошна для меня. Над окнами такие же позолоченные арки, хотя стекла не витражные, а бордовые бархатные шторы обрамляют две стеклянные двери, ведущие на каменный балкон с видом во внутренний двор. Я решаю посмотреть после того, как оденусь, чтобы не сверкать наготой перед кем-то из Колбеков или их прислугой.

Я сосредотачиваюсь на этой задаче. На огромной кровати — самой большой, которую я когда-либо видела, — лежат три наряда. Платья разных оттенков розового. Думаю, я никогда в жизни не носила ничего розового. В Эсланде мы носим одежду пыльных серых, коричневых и оливковых оттенков, чтобы лучше вписываться в пустынный пейзаж. Мантии с капюшонами, которые мы носили в монастыре, были тяжелыми и черными. Любая одежда ярких или приятных цветов воспринималась как оскорбление драконов, как будто мы пытаемся соперничать с их красотой. Хотя я никогда не видела розового дракона.

Солла примерно моего размера — ни одна из нас не отличается чрезмерной худобой — но я намного выше ее, поэтому, когда надеваю платье, его рукава доходят до середины предплечий, а подол юбки заканчивается у лодыжек. Вырез декольте довольно глубокий, с кружевными розовыми оборками, а бархатная драпировка на платье создает ощущение, будто на мне роскошная обивка. Я чувствую себя глупо, но платье сидит достаточно хорошо.

Затем я бросаю взгляд в зеркало и чуть не подпрыгиваю. Да, я определенно выгляжу странно с распущенными волосами и в нарядном платье, как ребенок, примеряющий взрослую одежду, как будто моя мама была какой-то богатой норландкой, а не повстанкой, всегда с трудом сводящей концы с концами на окраине Лерика.

Я начинаю собирать свои влажные волосы и заплетаю их в косу, затем обматываю ее несколько раз, пока она не превращается в свободный пучок. Вот так. Теперь я выгляжу немного более утонченно.

— Что думаешь, Леми? — спрашиваю я.

Он наклоняет голову, задумываясь. Я не хочу слышать его ответ.

Тук-Тук.

— Кто там? — спрашиваю я, подходя к двери.

Я слышу приглушенный ответ.

— Это Солла. Тебе нужна помощь с платьем?

Мой первый порыв — сказать «нет, все в порядке». Мне никогда раньше не требовалась помощь с одеждой, по крайней мере, во взрослом возрасте. Все мои наряды — это простые туники и брюки, которые я могу надеть сама. Корсет завязывается спереди, и даже моя броня застегивается на пряжки, до которых я могу дотянуться.

Но я не носила платье с детских лет и не могу дотянуться до шнурков сзади.

— Можешь войти, — неохотно говорю я.

Дверь открывается, и Солла заглядывает внутрь. Раньше я этого не замечала — наверное, была слишком занята планированием побега, — но теперь вижу сходство с Андором. Хотя ее глаза голубые, а не янтарные, а лоб скрыт густой темной челкой, я вижу, что брови у нее очень выразительные, совсем как у ее брата. Она очень красивая девушка, может быть, на несколько лет моложе меня, миниатюрная, с мягкими округлыми линиями и светлой, гладкой кожей, что указывает на богатую жизнь, хорошее здоровое питание и удовлетворение всех потребностей.

И все же, несмотря на то, что она внешне отличается от выносливых жителей Темного города, я бы не стала недооценивать эту девушку. Не только из-за ее способности двигать предметы силой мысли, но и потому, что я чувствую тьму за ее спокойствием, силу в миниатюрном росте. Ту же тьму, которую мельком увидела в Андоре, когда он на мгновение сбросил свою маску.

— Оно не слишком велико? — спрашивает Солла, входит в комнату и закрывает за собой дверь.

Я поворачиваюсь и показываю свою спину.

— Думаю, мне нужна помощь со шнуровкой. Боюсь, у тебя грудь больше, чем у меня.

Она фыркает.

— У меня грудь больше, чем у большинства женщин, — говорит она, обходя меня, и берется за шнурки сзади. — Я открою тебе секрет этих платьев. Надень верхнюю часть задом наперед, а потом зашнуруй. Когда закончишь, поверни платье. Тебе не понадобится ничья помощь.

Она так резко затягивает шнурки, что у меня почти перехватывает дыхание.

— Извини, не слишком туго? — мило спрашивает она.

— Нет, — отвечаю я, задыхаясь. — Кому вообще нужны легкие?

Она тихо смеется и, к счастью, ослабляет шнуровку настолько, что я могу дышать. Если бы у меня были месячные и я плохо себя чувствовала, то не смогла бы терпеть никакого сдавливания в области талии.

— Извини. Моя горничная так туго зашнуровывала меня, что я часто теряла сознание, просто бродя по коридорам. Это была идея моего отца, знаешь ли. Пытался доказать свою точку зрения.

— И на что же?

— Он хотел заставить меня похудеть — или хотя бы выглядеть так, будто я похудела, — говорит она. — Но я смеялась последней. Я уволила свою служанку.

Так он ведет себя как козел не только с Андором, но и с Соллой. Если он так обращается со своими детьми, то как он поступит с пленницей?

— Кроме того, я никогда не хотела ни от кого зависеть, — продолжает она. Тут у меня нет возражений.

— А твоя мать? — спрашиваю я. — Где она?

Она продолжает молча зашнуровывать меня. Затем прочищает горло и отвечает:

— Она умерла.

Я слишком хорошо знаю эту боль.

— Мне так жаль, — шепчу я.

— Это случилось давным-давно, — говорит она. — Мне было восемь лет. А тебе?

— Что мне?

— Когда ты потеряла мать? — спрашивает она, обходя меня, ее глаза полны нежности. — Горе всегда узнает горе. Потеря матери — это глубокая рана. Штайнер считает, что если бы мы могли заглянуть в мозг, то увидели бы повреждения, полученные в момент потери. Как черную гниль на картофеле. Это его слова, не мои.

Как бы я ни ценила добрые слова и беседу, не хочу вдаваться в личные подробности.

— Я была достаточно взрослой, — говорю я, взглядом призывая ее сменить тему.

Она пристально смотрит на меня в течение нескольких секунд, напоминая мне Андора. Затем слегка кивает.

— А почему ты здесь? У нас давно не было заключенных.

— У Андора есть план, — говорю я с вздохом.

— У Андора всегда есть план.

— А эти планы когда-нибудь исполняются?

— Чаще всего, — признает она. — Просто у него нестандартный подход к решению задач. Он действует, не задумываясь. Обычно все получается. Так какой план?

Я пожимаю плечами.

— Почему бы тебе не спросить его за