Эльсбурге торговый день! Я жену туда везу, она к сестре хотела заглянуть. Могу и вас подвезти, госпожа ведьма, если не побрезгуете нашей телегой.
Я чуть не расцеловала его.
— Когда отправляемся?
— Да хоть сейчас. Лошадь запряжена, жена уже собирается.
Через полчаса я сидела в скрипучей деревянной телеге, пахнущей сеном и лошадью. Рядом со мной устроилась полная, румяная Хедвига, жена старосты. Она всю дорогу искоса на меня поглядывала — с любопытством, страхом и плохо скрываемым желанием о чём-то спросить, но не решаясь.
Мы выехали из деревни и покатили по лесной дороге. И впервые за все эти безумные дни я смогла просто сидеть, не убегая, не прячась, не боясь за свою жизнь каждую секунду, и смотреть по сторонам.
Утро выдалось на удивление ясным. Над лесом висело высокое, чистое небо — такого пронзительного голубого цвета, какого я, кажется, не видела никогда в своём мире. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев золотыми копьями, высвечивая изумрудную зелень листвы и заставляя искриться капли росы на траве. Воздух был свежим, с лёгким привкусом хвои, влажной земли и чего-то ещё — цветочного, тёплого, живого.
По обочинам дороги росли полевые цветы. Одни были похожи на колокольчики, но синего цвета такой насыщенности, что казались почти фиолетовыми. Другие напоминали одуванчики, но крупнее, с лепестками ярко-жёлтыми, словно маленькие солнышки. Третьи были вообще странными — с пушистыми белыми головками, которые при малейшем дуновении ветерка разлетались серебристым облачком.
Где-то высоко в ветвях щебетали птицы. Этот звук был таким нормальным, таким живым после всех мёртвых сов и демонов, что я невольно улыбнулась. Обычные, нормальные птицы. Которые не ухают хриплыми мёртвыми голосами и не поворачивают головы на сто восемьдесят градусов.
Мы проехали через ручей. Вода весело бежала по камням, сверкая на солнце, словно усыпанная бриллиантами. Конрад аккуратно перевёл лошадь через узкий деревянный мостик, который скрипел под колёсами телеги, но держался крепко.
— Скоро уже, — сообщил Конрад, оглядываясь через плечо. — За тем холмом будет.
Эльсбург оказался настоящим потрясением.
Я-то ожидала увидеть что-то чуть больше деревни Конрада. Может, два десятка домов вместо одного. А передо мной раскинулся настоящий городок — не огромный, конечно, но по местным меркам, видимо, вполне солидный.
Десятки домов теснились вдоль широкой улицы, которая, о чудо, была вымощена камнем! Не просто утоптанная земля, а настоящая брусчатка. Из труб валил дым, люди сновали туда-сюда, где-то лаяли собаки, кудахтали куры, кто-то ругался, кто-то смеялся.
А в центре, на огромной площади, кипела ярмарка.
Я выбралась из телеги и на несколько секунд просто стояла, ошарашенная обилием звуков, запахов, красок и движения.
Ряды торговых палаток тянулись во все стороны, насколько хватало глаз. Где-то продавали ткани — яркие, цветастые, они развевались на ветру как радужные флаги, привлекая внимание буйством красок. Рядом громоздились горы керамической посуды — от крошечных чашечек до огромных кувшинов выше меня ростом. Дальше шли ряды с овощами и фруктами — я узнала яблоки, капусту, морковь.
Воздух был наполнен запахами, которые смешивались в безумный, опьяняющий коктейль. Свежеиспечённый хлеб — запах настолько божественный, что у меня потекли слюнки. Жареное мясо — острое, дымное, заставляющее желудок болезненно сжаться в напоминании о голоде. Пряности — что-то сладкое, что-то острое, что-то вообще незнакомое.
Торговцы выкрикивали свой товар, перекрикивая друг друга:
— Яблоки! Сочные яблоки! Прямо с садов барона!
— Рыба свежая! Сегодня утром поймана!
— Ножи! Лучшие ножи в округе!
Покупатели торговались, причём делали это так азартно и громко, что, казалось, вот-вот подерутся. Но нет — через минуту они уже хлопали друг друга по плечу, смеялись и заключали сделку.
Где-то играл музыкант на странном инструменте, похожем на гибрид волынки и флейты. Мелодия была простой, но жизнерадостной, и несколько детей пританцовывали рядом.
Дети вообще носились повсюду — визжали, смеялись, гонялись друг за другом между рядами. Собаки лаяли. Куры кудахтали в плетёных клетках, возмущённо хлопая крыльями. Где-то блеял козёл.
Это был взрыв жизни. Шумной, яркой, обычной человеческой жизни, которой так не хватало в моей мрачной избушке посреди леса, населённой нежитью и демонами.
Я вдохнула полной грудью и почувствовала, как что-то сжатое внутри меня наконец расслабилось.
— Мы тут задержимся часа на два, — сообщил Конрад, соскакивая с телеги и помогая жене. — Встретимся вот у этого дуба, когда солнце к зениту подойдёт. Договорились, госпожа?
Я кивнула, и они растворились в толпе, направляясь к одному из домов — видимо, там жила та самая сестра Хедвиги.
А я осталась одна на шумной площади, с кошельком, полным краденых драгоценностей, и списком покупок в голове.
Первым делом — деньги.
Я нашла ювелирную лавку не сразу. Пришлось походить, поспрашивать. Она оказалась маленькой, притулившейся между мясной лавкой и лавкой с тканями. Окна были забраны решётками, дверь — массивная, с тяжёлым замком.
Хозяин оказался сухоньким старичком с лупой на шнурке и пальцами, испачканными чернилами. Он взял кольцо графини — я выбрала одно из самых простых, серебряное, с небольшим аметистом, — и долго разглядывал его, поворачивая на свету, щурясь, что-то бормоча себе под нос.
— Хорошая работа, — наконец изрёк он. — Серебро чистое, камень без изъянов. Дам вам… — он назвал сумму.
Я понятия не имела, много это или мало. Торговаться не стала — боялась, что выдам своё незнание местных цен. Просто кивнула.
Старик пересчитал монеты — медные, серебряные, даже четыре золотых — и высыпал их в мои ладони. Тяжесть была приятной. Это были мои деньги. Заработанные, пусть и странным способом.
С увесистым кошельком я отправилась по рядам.
Одежда. Господи, как же я мечтала о чистой, нормальной одежде!
Торговка оказалась весёлой толстухой с красным лицом и громким смехом. Она торговала готовым платьем — редкость, как я поняла, обычно всё шили на заказ.
— Вот это вам подойдёт, милочка, — затараторила она, разворачивая передо мной платье из грубого льна. — Простое, но добротное. Носиться будет годами!
Я купила два платья — одно серое, одно тёмно-зелёное. Потом — нижние рубахи, которые здесь называли сорочками. Тёплую шаль из мягкой шерсти. Башмаки из