Глава 17. Первое дежурство

Екатерина отвела меня на первый этаж дворца, где находились покои фрейлин и придворных. Мы молча шли по длинной галерее, освещённой настенными канделябрами, затем остановились возле одной из многочисленных дверей. Екатерина посмотрела на меня и гордо заявила:

— Ваши покои, Ольга Александровна, — и уже хотела развернуться и уйти, но я остановила её, ухватив за локоть.

— Стойте, Екатерина Владимировна. — Девушка замерла и с вызовом посмотрела на меня. — Что происходит? Я чувствую от вас неприязнь и злобу.

— Вы ещё спрашиваете? — хмыкнула она. — У вас проблемы с памятью?

— У меня нет проблем с памятью, — поджала я губы, — но хочу услышать от вас начистоту, за что вы меня так ненавидите.

— Ясно. Я давно поняла, что для вас очередной поклонник это лишь игрушка, — процедила она, явно сдерживая эмоции. — Демидову глазки тоже будете строить, танцевать с ним мазурку на балах, сидеть за одним столом и вести беседы, а потом как ни в чём не бывало откажете, когда он признается в чувствах к вам и попросит вашей руки?

Я оторопела от столь неожиданных обвинений и не знала, что ответить. Ведь я понятия не имею, что произошло у Алединской и её бывшего поклонника. И вообще каким боком это касается фрейлины?

— Нечего сказать? — скривила она губы, развернулась и поспешила прочь.

— М-да, поговорили, — вздохнула я и толкнула массивную дверь, которая вела в покои.

Я оказалась внутри гостиной, где горела всего одна свеча в ожидании новой постоялицы. Я подошла к подсвечнику, и, взяв его в руки, решила обойти свои владения, чтобы понять, где нахожусь. Комната была заставлена мебелью в стиле ампир, новой и шикарной, сработанной в светло-голубых тонах в сочетании с серым и золотистым. В гостиной стояла голландская печь с изразцами, которая одной стороной выходила в спальню, отапливая сразу два помещения.

Из гостиной я попала в спальню: широкая кровать с балдахином, туалетный столик, диванчик, пара комодов. Здесь также имелись гардеробная и уборная, в которой я увидела небольшую печь, лохань для мытья и специальный стул с дыркой и фаянсовым горшком на полу. Все удобства девятнадцатого века есть, и на том спасибо.

Рассмотрев своё новое жилище, я решила отправиться спать. Кое-как разделась — всё же без горничной расстегнуть кучу пуговиц на спине было непросто. Надеюсь, мне положено по статусу иметь хоть одну служанку, а то я понятия не имею, как набирать в лохань горячую воду и куда выливать горшок. Завтра со всем разберусь.

Легла спать, оставшись в нижней сорочке, и долго не могла уснуть, вспоминая прошедший вечер. Он позади, авантюра членов тайного общества набирает обороты, а я до сих пор не знаю, чего они хотят от Михаила Павловича и почему думают, что я могу уговорить князя сделать то, чего они жаждут.

Возможно, декабристы хотят переманить великого князя на свою сторону, пообещав ему трон империи. Неужели они думают, что мужчина, одержимый любовью к женщине, может пойти на предательство ради любовницы? Хотя в истории таких примеров немало.

Соблазнять великого князя я не собираюсь, но надо как-то уговорить Каховского, чтобы он отпустил меня в моё время. Как же выпутаться из всего этого?

За раздумьями я не заметила, как уснула.

— Барышня, просыпайтесь, — незнакомый голос разбудил меня.

— Вы кто? — распахнув глаза, я увидела перед собой молодую женщину в форменной одежде прислуги.

— Варвара я, не узнаете меня? — спокойным тоном ответила она. — Ваша горничная.

Я привстала и внимательно разглядела женщину. Точно, это же она вчера помогала мне переодеться в платье Алединской.

— Вы можете доверять мне, Ольга Александровна. Когда понадобится, могу передать от вас записку барону Штейнгелю, имейте это в виду.

— Хорошо. Значит, вы мой связной, — выдохнула я. Что же Владимир Иванович сразу мне не сказал.

— Можно и так сказать. Вам пора одеваться и приводить себя в порядок. Скоро проснётся великая княгиня, она будет ждать вас.

— Да, точно. Только что я надену? Мои вещи ещё не привезли, — я оглядела комнату и заметила на диванчике целую гору одежды.

— Привезли недавно. Сундуки стоят в гостиной. Лакеям приказала там их оставить, чтобы вас не разбудили, — горничная указала на дверь уборной. — Я приготовила вам тёплой воды для утреннего омовения.

— Спасибо, — поёжилась я, чувствуя, что воздух в спальне стал значительно прохладнее по сравнению с вечером. В печке трещали дрова, но жар выделялся ещё слабо.

Я свесила ноги с кровати и нащупала домашние туфли, похожие на тёплые тапки. Варвара поднесла мне парчовый халат, в который я укуталась. Горничная быстро привела меня в порядок. Через полчаса я уже была готова: одета в светло-голубое платье, на голове причёска с локонами. Варвара проводила меня на второй этаж к покоям великой княгини.

Войдя в гостиную, я сразу поняла, что это хозяйские хоромы, по-другому не назовёшь: высокие потолки, большие окна, шикарная мебель, подобранная в одном стиле. Даже рояль тут стоял. Горничная княгини проводила меня в спальню, сообщив, что Её Высочество чувствует себя неважно.

Елену Павловну я застала в кресле, в шёлковом пеньюаре и с распущенными волосами. Бледные щёки свидетельствовали о том, что Великая княгиня действительно нездорова.

— Доброе утро, Ваше Высочество. Могу я вам чем-нибудь помочь? — я присела в реверансе. — Может, вызвать лекаря?

— Guten morgen, Ольга Александровна, — вяло ответила княгиня, поздоровавшись со мной по-немецки. Её акцент был слышнее обычного. — Лекарь уже приходил. Ничего…

Она не успела договорить, как кинулась к столу, где стояла фарфоровая миска. Княгиню выворачивало от рвоты. Я успела подскочить к ней, чтобы придержать её распущенные волосы. Когда она откашлялась, я подала ей полотенце, что лежало на столе.

— Danke, — она прикрыла рот тканью. — Wasser…

— Подайте воды, — крикнула я горничным. Те сразу встрепенулись и поднесли хозяйке стакан. Княгиня прополоскала рот.

— Как давно вас тошнит по утрам? — участливо посмотрела я юную хозяйку дворца.

— Пару дней, — ответила она по-русски. — Скоро пройдёт. У меня так же было, когда я забеременела Мари.

— Значит, мне не показалось, — улыбнулась я. — У вас будет ребёнок.

— Да. Лекарь говорит, в мае, — её глаза засветились нежностью. — Я хочу верить,