Я сделала два шага по направлению к своему дому.

— Наконец-то… — чей-то голос прозвучал прямо у моего уха. Чья-то рука обвилась вокруг моей талии. Меня рвануло назад, в тень, и прижало к чьей-то груди. Ладонь закрыла мне рот. Не давала вскрикнуть. Голос у моего лица яростно шипел: — Я хочу с тобой поговорить!

Спиной я узнала эту фигуру — Самир.

Мой дом исчез так же быстро, как и появился. Растворился в клубах чёрного дыма. Когда мы материализовались вновь, он отшвырнул меня от себя. Я пошатнулась и ударилась о стену. Не успев даже сообразить, где нахожусь, он развернул меня. Прижал спиной к поверхности.

Я попыталась ударить его, но он схватил мои запястья своей человеческой рукой. Без малейших усилий он заломил их мне за голову. Наклонился вперёд. Он всегда будет пугать меня. Всегда будет внушать трепет тем, как может нависать надо мной, а металлическая маска поблёскивать в темноте.

И было очевидно, что он в ярости. Его тело было напряжено от гнева. Хватка на запястьях — болезненной.

Мы были в его библиотеке. Взмахом руки он заставил огонь в камине вспыхнуть. Тёмная комната озарилась светом.

— Самир, что ты… — начала я, но он прервал меня. Снова прижал свою металлическую ладонь к моим губам.

— Как ты посмела! — проревел он. Он отнял руку, сжал её в кулак и ударил им по стене у моей головы. Я вздрогнула от удара. А он бил снова и снова. Раскалывал дерево. Он продолжал молотить по стене. Было ясно: он жаждет, чтобы на её месте было моё лицо. Я замерла. Боялась пошевелиться. Боялась, что он передумает и набросится на меня.

Наконец он немного успокоился. Прекратил избивать стену. Вместо этого его когтистая перчатка впилась мне в горло.

— Вот какой стервой ты стала! Какой злобной, мстительной маленькой Пандорой, — прошипел он. Его голос был полон яда и опасности. — Ты хоть представляешь, что ты натворила?

— Ты сам согласился на условия. Мог бы просто…

— И оставить тебя здесь, в этом мире, пока я буду вынужден спать? Оставить тебя на растерзание миру, который уже однажды успешно убил тебя? — Он метался между яростными криками и гневным шипением. — Я так не думаю.

Я дрожала. Я не могла с этим ничего поделать. Я никогда не видела Самира по-настоящему разъярённым. И сейчас я не испытывала радости от этого зрелища.

— Самир… остановись, прошу.

— Нет! — Самир резко отшатнулся от меня. Отступил прочь. Он схватил книгу со стола и швырнул её в стену на другом конце комнаты. Стеклянный графин постигла та же участь. Он разбился о пол. Рассыпался снопом осколков и блёсток.

Было очевидно: всё, чего он жаждал, — это придушить меня. Причинить мне боль. Но вместо этого он уничтожал всё вокруг.

Мне его съесть?

Нет. Нам нужно разобраться с этим самим.

Как скажешь.

Я медленно отошла от стены.

— Ты просто злишься, что я выиграла? Загнала тебя в угол?

— Я «злюсь», — прошипел он. Снова обернулся ко мне. Его когтистая перчатка снова впилась мне в горло. Он сжал её. Я вскрикнула. Мои руки инстинктивно схватились за его запястье. — Потому что ты заставила меня рассказать миру то, о чём я никогда и никому не говорил! Даже чёртову Жрецу не было известно, что произошло в тот день! — Он оттолкнул меня. Я отступила на несколько шагов. — Он знал, зачем я взял Влада в плен. Он знал, что я хотел, чтобы тот создал мне спутницу. Но он не знал… — ярость Самира пошла на убыль.

— О ней.

В одно мгновение его гнев рухнул. Сжался внутрь. На его месте осталась лишь боль. Он снял свою маску. С лёгким стуком поставил её на соседний стол. Выражение его лица было печальным. Полным сожаления и стыда. Его глаза-обсидианы, похожие на разлитые чернила, были наполнены мукой. Умоляли меня о пощаде.

— Я бы рассказал тебе… клянусь, со временем я бы рассказал.

Я содрогнулась от выражения его лица. Я была тому виной. Я сделала робкий шаг в его сторону. Видя, что он не взрывается и не бьёт меня, сделала ещё один.

— Как долго она прожила?

— Минуты. Она испытывала ужасную боль… её тело было изувечено и не могло функционировать. Но её страдания были недолгими.

Слёзы снова закололи мне глаза. И на то было больше одной причины. Мучение на его лице сменилось пустотой. В его голосе звучало отчаяние. А в глазах читалась опустошённость, которую я в нём пробудила. Вернув его к тому воспоминанию. Это убивало меня. Крутило нож в животе сильнее, чем если бы он выместил на мне свою ярость. Как того явно хотел.

— Ты убил Гришу. Ты играл нами, как пешками. Я… прости. Я не должна была заставлять тебя делать это.

— Ты была прекрасна, стрекоза, — Самир печально, скорбно улыбнулся. — Пылающий огонь. Ты была великолепна. Так безупречно обыграть меня… использовать мою собственную потребность защищать тебя, чтобы гарантировать, что я расскажу всю правду? Блестяще. Даже я этого не предвидел. Ты была изумительна в своей ярости. Ты разорвала самоё моё сердце и причинила мне боль, о которой я уже и не думал, что она возможна. Я аплодирую тебе.

— Я не для того…

— Разве нет? Чтобы отомстить мне за убийство твоего друга? Чтобы заставить меня почувствовать то предательство, что почувствовала ты той ночью?

— Я… но… — я запнулась и замолчала.

Нет. Именно для этого я это и сделала. Он был прав. Я хотела, чтобы он заплатил за содеянное. Расплата и месть — одно и то же действие под разными именами.

Всё, чего я хотела сейчас, — это извиниться. За то, что выставила его на всеобщее обозрение. За то, что причинила ему боль. Пустое выражение на его бледных чертах сжало моё сердце так, что, казалось, оно вот-вот остановится.

— Я заслуживаю твоей ненависти. Если бы она выжила, я бы хранил её. — Самир сделал судорожный вдох, будто вот-вот разрыдается. Он опустил голову. Тёмные волосы скрыли его лицо. Он поднял свою закованную в латы руку и прижал её к груди. — Она была безумна. Бездушна и пуста. Она знала лишь одну вещь — любовь ко мне. Я лелеял бы её до конца своих дней. Ни одно существо, способное любить меня,