Во дворе у главного входа удалось организовать что-то наподобие полевой кухни, где в огромных чанах варились солёный бульон и сладкие отвары для поддержания сил детей. Неожиданно полезным оказался мой опыт. У близняшек были проблемы с глотанием, поэтому нас обучили специальной технике, которая прекрасно подошла, чтобы поить спящих детей.

К утру у нас было несколько десятков пациентов, а к следующей ночи — почти сотня. В первые же часы оказалось, что я сильно недооценила и сам процесс, и серьёзность происходящего.

Во-первых, я не подумала о прачечной и никто, никто из более взрослых, умудрённых опытом людей мне не подсказал. И ладно мужчины, но женщины?

Во-вторых, попала в странную ситуацию, когда мои распоряжения выполняются вроде бы неплохо, хотя и чересчур формально, а вот никакой приличной критики или инициативы вокруг нет! Авторитарное общество как оно есть, на меня смотрели влажными коровьими глазами, но открыть рот и сказать им что-то дельное не решался никто!

В приказном порядке я вызвала весь доступный персонал из дворца. К прибывшим присоединились Тамила, двойняшки и ещё несколько аристократок. Эти хотя бы не заглядывали мне в рот, но, с другой стороны, толку от них было меньше, чем от привычных к работе служанок. Обучать их приходилось самым базовым вещам, а с одной случилась некрасивая истерика, когда одного из малышей вырвало прямо на неё. На второй день девушки явились в урезанном составе, а на третий их осталось только семь.

В дальнейшем мне пришлось поставить Тамилу и двойняшек на обеспечение: чистое бельё, тёплое питьё для пациентов, еда и снабжение для персонала. Командовать слугами у них получалось лучше, чем у меня, они не пытались играть в непонятное для людей равенство, а отдавали чёткие приказы. Самое неприятное, что противоречивые приказы от них люди воспринимали легче, чем попытки дать свободу действий и решений от меня.

Ко второй ночи я уже валилась с ног, но напряжение было настолько сильным, что я даже посидеть спокойно не могла. Со стула меня подкидывал страх, что пока я сплю кто-то умрёт. Настоящим сокровищем оказался Кассиль. Он принял на себя роль связного, был быстроног, сметлив и незаменим. К исходу второй ночи я вырубилась сама, уснув сидя на кровати одного из самых маленьких пациентов. Малыш плакал во сне, и я старалась его укачать на руках, проснулась уже засветло с тяжелой головой и болью в сведённых руках.

Сначала мне показалось, что ребёнок не дышит, но, к счастью, всё было в пределах нормы. День начался.

Лекари выкладывались от и до, но мы никак не могли найти баланс. Помочь всем — нереально. Помогать только самым тяжёлым? Ухудшаются остальные, да и энергии на это уходит намного больше. Пока что перед нами не стоял выбор кого лечить: двух средних или одного тяжёлого. Но все понимали, что он встанет, и чуйка нашёптывала, что встанет этот выбор передо мной.

К счастью, в наше второе утро к нам в разное время пришло ещё целых четыре лекаря и десяток повитух. Кассилю было дано задание пробежаться по городу и покричать на углах, что, во-первых, мы принимаем всех больных и у нас есть лечение, и, во-вторых, нам нужны добровольцы с магическими способностями.

К сожалению, персонал дворца, который сделал невозможное за несколько часов — превратил старое нежилое помещение в подобие больницы — быстро сдавал. Я видела признаки болезни практически у каждого и с ужасом осознавала, что завтра с тяжёлой простудой слягут почти все.

К вечеру я отослала их обратно во дворец, заменив на знахарок, повитух и матерей, которые были уже на ногах, но таких было катастрофически мало. Если дети болели у нас, то взрослые пластами лежали по домам и сил у них хватало только на то, чтобы не дать скотине и более взрослым детям умереть от голода и обезвоживания.

Из уже перенёсших лихорадку у меня было только четыре матери и Карда с дочкой. Наблюдая за ней и её дочерью Риссой, я убедилась, что иммунитет приобретается пожизненный и передаётся детям. К началу третьей ночи у нас было около ста пятидесяти пациентов, при том, что шестьдесят четыре ребёнка мы уже выписали.

Маги из Академии пришли на третий день. Пожилые и совсем подростки, большинство мужчин и всего несколько женщин. Снова мне приходилось учить, объяснять, показывать. Менять простынки детям желающих было мало, в итоге мы пришли к конструкции а-ля подгузник из несколько раз сложенной простыни, завязанной на боках. Матрасы закрывали просмолённой парусиной, а окна, несмотря на холодную раннюю весну, приходилось держать открытыми почти постоянно. Среди пришедших оказалось четверо огневиков, двоих я приспособила к кипячению воды, а ещё двоих к обогреву помещений. Запас дров нам вроде привезли, но мы слишком быстро его исчерпали.

К концу третьего дня я держалась на ногах только лишь благодаря злости. Я злилась на себя, на этот чёртов мир, на бестолковых магов, на Ринара, который пропал из вида, на Тамилу, которая не могла обеспечить нас сухими простынями, а особенно на эту мерзкую дрянную болезнь. Вызверилась я в итоге в прачечной, где в огромном котелке никак не хотела кипеть вода.

Я орала, пинала и ненавидела несчастный чугунный котёл с такой силой, что огонь Ринара сам бодренько побежал по венам, перепрыгнул на котёл и раскалил его до красна. Теперь вода в нём кипела безостановочно, а сам он по заверениям присутствующих стал артефактом. В ярости вылетев в соседнее помещение, где на влажном ветру трепыхались простыни, я в сердцах сваяла из всего окружающего металла гигантский многослойный полотенцесушитель.

После чего нашипела на Тамилу, что если у меня не будет чистых сухих простыней в требуемых объёмах, то я превращу её лично в огромную сушилку для белья. К моему негодованию, моя вспышка лишь прибавила окружающим подобострастия, а Тамила, презрев здравый смысл, не обиделась, а смотрела на меня исключительно с восхищением.

Взрыв в прачечной дался мне полной потерей сил, я впервые поняла, что на самом деле означает резерв для магов и что я, не задумываясь, использовала магическую силу для поддержания своего организма в вертикальном положении. Спасла ситуацию Янина. Она твёрдо взяла меня за руку и оттащила в какую-то комнату с крохотной и побитой, но чистой ванной и ветхой полутороспальной кроватью. Засунув меня в душ, она сходила за едой, а затем с силой уложила в кровать.

— Спи.

— Но там…

— Я сказала спи! Разбужу тебя, если будет что-то срочное.

Не разбудила. Проснулась я в сумерках. Испугавшись, что проспала остаток ночи и весь день, я с трудом поднялась с постели, отдала мысленный приказ Ованесу одеть меня в алый рабочий комбинезон, натянула фартук, которых, к счастью, у нас было в достатке и побрела в палаты. Ноги гудели со страшной силой, казалось, что вместо сна я танцевала канкан в неудобных туфлях, на пятки было больно встать, хотя я и была обута в мои шикарные удобные берцы.

В больнице стояла уже привычная суета, но теперь в ней чувствовалась упорядоченность. Люди наконец поняли свои места и задачи, бульон варился, простыни стирались и сушились, часть персонала спала, а остальные несли вахту. Раннее утро серело за окном, показывая свинцовые тучи и явное намерение хорошенько нас сегодня залить дождём. Только этого не хватало. И так сыро до ужаса. В палатах несмотря на все усилия пахнет древесной смолой и нечистотами. Стоит закрыть окна на день, и мы рехнёмся от тяжёлого запаха.

Люди устали. Это было видно в фигурах, выражениях лиц, ссутуленных плечах, красных от недосыпа глазах. Я призвала сумку, вынула гитару и села в самой большой палате прямо на полу. Людей нужно поддержать, большинство присутствующих здесь — маги, а значит меня поймут.

Начала я с самого простого, «Надежда — мой компас земной». В утренней тишине мой голос разносился по всему зданию, и я видела, как комната постепенно наполняется людьми, как лица становятся решительнее и твёрже. Все бессильно опускались на пол, и вскоре помещение было до отказа заполнено сидящими близко друг к другу людьми. А дальше я пела военные песни, только в них было достаточно решимости и воли к победе. «Нам нужна одна победа», «Где он этот день», «Время выбрало нас», «Тёмная ночь» — спела всё, что вспомнила. Пусть мы и не на войне, но боремся со смертью.