Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 159
И никто у нее не спрашивал, для чего она ненавистных русов к отцу привела...
— Князь Буян Твердиславич говорил, мол, ни к чему лишние разговоры с девкой вести. Им-то какова печаль, отчего та змеей уродилась и вознамерилась одна родного предать, — сотник Стемид щедро глотнул из чарки холодного кваса, чтобы смочить пересохшее горло.
Уж довольно долго он дружине про поход свой рассказывал, и все слушали, открыв рты. Даже женщины в своем углу за столом притихли: и княгиня Звенислава, и княжна Рогнеда, и жена сотника Будимира Нежана...
Страсть любопытно им про такое было послушать. Не убили ведь никого в походе, никаких горестных вестей не привез с собой улыбчивый сотник Стемид. Вот и сказ его на басню больше походил, где в самом конце дружина мед пила да жида долго.
— А она возьми и зарежь родного отца-то! — Стемид еще и чашей по столу шибанул, как договорил, и Чеслава улыбнулась, услыхав потрясенный женский вздох.
Да и отроки, что за самым дальним столом сидели, тоже тихонько загомонили. Многих смог удивить сотник.
— Чем же? — спросил кто-то.
— Чудной острой иглой. В косах своих спрятала. А хазарскому воеводе ее в шею вогнала, тот кровью своей и захлебнулся.
— А что же потом с девкой сотворили?
— Так она и себя следом к хазарским богам отправила, — Стемид развел руками и взмахнул чаркой, подзывая отрока с кувшином. — Вот так и опростоволосился черноводский князь.
— Это нашего Мстиславича с ним не было, чтобы подсказать! — воскликнул кто-то из кметей, и по гриднице прошелся раскат оглушительного смеха.
— Да это девка все хазарская виновата, за такой змеищей и сами боги не уследили бы, — отозвался второй.
Вполуха прислушиваясь к веселому переругиванию, Чеслава задумалась о своем. Горазд на пиру совсем недолго просидел, и ушел еще до того, как Стемид свой сказ закончил. И дозволения княжеского не испросил. Воительница видела, как нахмурился князь, заметив уход Горазда. Завтра непременно с него спросит.
Стало быть, так тяжело ему было лицо ее видеть, что и до окончания пира высидеть не сдюжил? Не такой она уже казалась ему красивой, не такой любой?.. Чеслава и сама толком не разумела, чего хочет от кметя: никогда чтоб он ей на глаза не попадался, али чтобы вернулся и снова с ней заговорил?..
Когда совсем невмоготу и ей стало за столом сидеть, вышла она из гридницы, чтобы вдохнуть прохладного, ночного воздуха. Кмети порядком уже захмелели, а женщины давно ушли на свою половину терема: как раз все чаще начали звучать громкие, пьяные голоса дружинников.
Ох, будут поутру многие маяться.
Запрокинув голову, чтобы полюбоваться звездным, безоблачным небом, Чеслава бесшумно соскочила с крыльца и широким кругом обошла подворье, окутанное ночной тишиной. У ворот она наткнулась на Горазда. Наткнулась и остолбенела, позабыв, куда шла.
А вот кметь, завидев ее, не растерялся. Она и моргнуть не успела, слегка осоловевшая, отяжелевшая после выпитого меда, как Горазд наискось пересек двор и остановился подле нее. Схватил ладонями ее за щеки и впился в губы неумелым, трепетным поцелуем, от которого у Чеславы дыхание перехватило так, что пришлось ей на его плечи опереться. Голова кружилась неимоверно, и сердце стучалось о грудную клетку изнутри, и казалось, что перед глазами вспыхивала и гасла дюжина ярчайших звезд.
С трудом собравшись с мыслями и с силами, она кое-как оттолкнула от себя Горазда, задыхаясь то ли от гнева, то ли от рвущихся наружу чувств. Он тоже тяжело дышал, опьяненный ею пуще, чем медом, и его глаза горели бешеным огнем, когда он смотрел на Чеславу.
— Ты... что... совсем ума лишился... — Чеслава даже закричать на него не сумела. Так и ругалась тихим шепотом, трогая ладонями горящие огнем щеки.
— Люба ты мне, люба! — сжав кулаки, таким же оглушительным шепотом отозвался Горазд и зажмурился, пытаясь совладать с собой. — Как же ты не видишь!
Чеслава, которая едва дышала, шумно втянула носом воздух. Казалось, у Горазда сердце наизнанку выворачивалось: столько отчаяния было в его взгляде. Отчаяния и мольбы, обращенной к ней, и робкой надежды, и тоски человека, смирившегося со своей судьбой.
— Ты глупый кметь, — всхлипнув, выговорила она дрогнувшими губами и шагнула вперед, к нему, протянув руки, которые Горазд тут же сжал в своих ладонях.
— А ты меня не умнее, — ошалев от счастья, шепнул он и крепко поцеловал Чеславу.
Девка в тереме XI
— Ты погляди, погляди! — Ярослав склонился к жене и защекотал усами шею, жарко зашептал в ухо, указывая рукой в сторону купальских костров. — Ой, Стемид, ой, дурень! — расхохотался князь.
Еще теснее подвинувшись к мужу, Звенислава поглядела налево — оттуда доносился счастливый девичий визг и смех. Незамужние девки играли на лужайке в горелки, уворачиваясь от объятий холостых парней. Среди кметей резвился и сотник Стемид, который все пытался умыкнуть одну единственную любушку, да только та от него постоянно уворачивалась.
— Надо ж ему было к ней прикипеть, — Ярослав, все еще посмеиваясь, покачал головой, и зашелестели травы и цветы в его венке, любовно сплетенном Звениславой накануне ранним утром.
Она собрала для него тонкие веточки березы и дуба, вплела в них горькую полынь и плакун-траву, и маленькие цветки сон-травы, и охапки пупавок, и стебли волчьего корня.
Князь ворчал, что он не красна девка, чтобы в такие венки рядиться, но все же покорился и позволил довольной Звениславе надеть себе на голову венок.
В Купальскую ночь все городище, кроме немощных стариков да малых детей, собралось на холме неподалеку от терема, чтобы пировать, жечь купальские костры, прыгать через священный огонь, водить хороводы вокруг деревьев, петь песни да играть в горелки. Девки плели венки и пускали их потом по воде, гадая на суженого, а парни так и норовили выхватить любушку из толпы подружек и утянуть с собой, чтобы перепрыгнуть через костер, не разжимая рук.
Уже сожгли и пустили вниз, к реке, три старых колеса, обвязанных соломой. В темноте они пронеслись по холму, горящие ярким огнем, и прорезали насквозь своими искрами теплую купальскую ночь.
Звенислава, мужатая княгиня, вестимо, ни в какие горелки не играла и хороводы не водила. Но венки они, сговорившись с Нежаной, все же смастерили, и здоровенный медведь Будимир, как и князь, явился на купальский пир с лиловыми цветами в волосах.
Дети остались в тереме, под присмотром строгой тетки Бережаны, а маленького сына Звенислава вверила заботам старой няньки, и сама сидела в торце стола подле мужа, уютно нырнув тому под руку. Ярослав обнимал ее, придерживая ладонью за плечо.
Пир, конечно, вышел не чета прошлым. Угощение было скудным — все в городище ведали, что предстоит им суровая, тяжелая зима. Но никто не роптал. Люди радовались тому, что было, ведь князь приказал выкатить из подклетей побольше бочонков с хмельным медом: его-то они с легкостью возьмут еще у заморских гостей да торговцев. Богатую добычу привезли они из похода на хазар.
Когда начались игрища, и захмелевшие парни бросились ловить пригожих девок, сотник Стемид следом за всеми поднялся из-за стола. Хотя лучше бы ему не скакать промеж отроков да безусых кметей, а сидеть на лавке и с мужами чинно беседовать. Жену бы ему и так справили, не нужна купальская ночь, чтобы сотнику водимую найти.
Но среди девок, украсив цветами толстую косу, пела песни и водила хороводы княжна Рогнеда... И токмо слепой не заметил бы, каким взглядом глядел на нее сотник уже какую седмицу.
— Жалко его, — вздохнула Звенислава, искоса поглядывая, как Стемид неровной походкой подошел к кругу хихикавших девок.
— Ништо-ништо, — отозвался Ярослав безо всякого сожаления в голосе. — Может, поумнеет малость.
В том, что гордая княжна откажет сотнику, никто из них не сомневался. Не раз и не два случалось такое, и Стемид даже ходил сватать Рогнеду к самому Ярославу, который указал ему на князя Желана Некрасовича. Вот, мол, брат ее и князь. Пусть он и решает. Вестимо, мальчишка неволить сестру не посмел. Он на нее надышаться не мог.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 159
