Какой все же полезный у меня дар.

Аданари вскинул голову, зло посмотрел на Рабигора, один взгляд на демона и я увидела в глазах короля сначала недоумение, а затем лютую злость.

Аданари кинул последний болезненный, виноватый взгляд на мертвое тело племянницы и, резко поднявшись, зло прищурил глаза:

— Кто ты, дрархи тебя побери, такой?

Правитель Домена обвел взглядом всех демонов в круге, остановившись на ухмыляющемся лице Деамора. Он посмотрел на меня через плечо, хмуро поджимая губы. Осознавая, что я была права. И мои слова не были лживы.

— Как ты посмел пойти на предательство, Деамор, чего тебе не хватало?

— Власти, — выплюнул лекарь. — Власти, которую не мог дать ты, но твой старший брат…

Он не договорил. Аран спокойно вскинул руку и лекарский демон, захрипев, как подкошенный рухнул на пол, под ноги взвизгнувшим и схлынувшим к стенам барьера демонам.

Деамора мне жалко не было. Но выглядело это все жутко. Вот демон жив и даже улыбается, вот миг и он с мертвыми расширенными от ужаса глазами валяется как мешок дерьма на полу.

А визжащие как девчонки демоны…

Фу.

Ну, вы поняли.

— Старший брат? — прошептал опешивший Аданари, округлившимися глазами посмотрев на улыбнувшегося краешками губ Арана. — Но этого не может быть.

Аран вскинул бровь, издевательски ухмыльнулся, склонил голову на бок, с интересом посмотрев на своих, боги, братьев.

— Как твое имя? — холодно спросил Рейденир.

— Аран эст Саксен-Флагмер, — услышали мы ледяной голос, от которого, лично у меня, пробежал табун противных мурашек.

Рейденир и Аданари синхронно, судорожно выдохнули, растерянно переглянувшись.

— Надо же, как интересно получилось, — пробормотал демон. Он безошибочно нашел меня взглядом и, скривившись, спросил: — Полагаю, за срыв моего плана, который я готовил почти всю свою жизнь, нужно благодарить тебя, высшая?

Я, вздрогнув, широко распахнула глаза, а Алистер, зарычав, задвинул меня за свою спину под издевательский хохот старшего Флагмера, где меня подхватили ощутимые объятия моего третьего мужа. Повернувшись к нему лицом, уткнулась носом в твердую грудь.

Как этот демон так быстро догадался? Мои крылья сейчас были спрятаны под иллюзией. А белые волосы были и у демонесс. Не такие как у меня конечно, но все же.

Как?

Рога, — догадалась. — Рогов у меня не было. Но отсутствие рогов не говорит о том, что я высшая.

Махнув на это рукой, выглянула из-за спины Алистера. Боги, лучше бы я этого не делала.

Усевшийся на полу Аран, покосился на бледных и едва дышащих от страха демонов и, поморщившись, щелкнул пальцами и всех живых демонов в круге окутал черный огонь, миг и вместо демонов кучки пепла.

Они даже мяу сказать не успели. Затем он холодно посмотрел сначала на Деамора, щелчок и тело демона также окутал огонь, оставляя после себя пепел. Метнул быстрый взгляд на итак растерзанное тело Эмилии и тут для меня все замедлилось.

Я посмотрела на замерших в ужасе Рейденира и Аданари, которые успели только протестующе выставить руку, затем на предателя, уже почти щелкнувшего пальцами и, зажмурившись, приказала своей магии защитить тело маленькой демонесы.

По судорожным, неверящим вздохам, поняла, что у меня получилось. А открыв глаза, увидела тело Эмилии Флагмер по эту сторону барьера, окутанное белой прозрачной пленкой.

Вскинув злой взгляд на Арана, холодно произнесла:

— Она же и ваша племянница. Еще ребенок! — заметив ехидную усмешку на губах старшего Флагмера, изумленно открыла рот, неверяще распахнув глаза, выдавив: — Это вы ее убили. Вы сами. Но зачем?

Гневные рыки моего мужа и Аданари кинувшихся на стойкий барьер, заглушили безумный хохот демона.

— Зачем? — издевательски протянул он.

— Развей барьер, — услышала разъяренное рычание в свою сторону. — Развей! Я хочу увидеть внутренности этого предателя. Ну же, девочка!

— Я убью тебя, — рычал Аданари. — Она же была ребенком! Ребенком!

— Ребенком? — холодно переспросил Аран, перестав хохотать. — Этот ребенок прыгал из постели в постель, едва не торгуя своим телом. А затем, когда я отыскал свою кровь, уговорами и обещаниями переманив на свою сторону, пообещав, что ее Амиры останутся живы, а она станет королевой. Она с радостью согласилась. Но…

— Она узнала, что вы ей солгали? — догадавшись, тихо спросила.

Демон вперил в меня ненавидящий взгляд:

— Да. Она узнала, что живыми ее драгоценные Амиры не останутся. Глупая девчонка не понимала, что я не мог оставить своих братьев в живых. Они бы стали вечной угрозой моему правлению и правлению моих детей. Она собиралась рассказать им все. Я не мог этого позволить.

В его глазах отразилась вспышка отчаянья, вины и боли, когда он мазнул взглядом по телу Эмилии, но не такая как у его братьев. С его глаз сошла пелена безумия, становясь чистыми, и в них отразилась такая боль и отчаянье, что я задохнулась. И не до конца веря в то, что говорю, тихо спросила:

— Вы любили ее? Любили как мужчина.

— Что уж теперь, — устало и как-то по-человечески вздохнул мужчина. — Как любил, так и убил. Она сама виновата. Сидела бы спокойно и ничего не случилось бы. Сама виновата, — его голос сорвался.

И это поразило всех. Даже братья Флагмеры с открывшимися ртами шагнули на несколько шагов назад. Такого никто не ожидал.

— Почему вы это все делали? — задала очередной вопрос.

Но демон моргнув, медленно перевел на меня снова мутный полубезумный взгляд, оскалившись, промолчал.

— Я могу объяснить, если наш дорогой и бедный мальчик не может, — услышали мы голос Темного.

Дар подошел ближе, облокотился на контур барьера плечом:

— Дело в том, что издавна в семье Флагмеров, повелителей Домена, рождались сильные демоны. Но только если рождение ребенка произошло в законном браке. А Аран Флагмер родился бастардом.

— Что?! — рявкнули демоны. Аран же, услышав слова Темного, дернулся как от удара. И я поняла, что Дар не ошибся. — Следи за языком, Темный!

Мой Даран пожал плечами, продолжил:

— Аран родился слабым ребенком почти с нулевым резервом магии и Его Темнейшество, отец мальчика, принял решение отослать и мать, и сына в дальнюю провинцию, одарив свою любовницу столькими деньгами, чтобы ей и его сыну хватило до конца жизни, и еще на детей осталось.

— Врешь! — рявкнул Аран. — Мы жили впроголодь. Отец не оставил