Его веки дрогнули. Он уставился на меня со страхом.

— Мамочка…

— Все хорошо Сеня, мама и папа рядом они сейчас войдут…

— Там было страшно, очень страшно. — Мальчик подался вперед и вцепился в меня, в поисках помощи. – Такой страшный, страшный сон…

Я положила руку на его светлую голову. Чувствуя, как у самой подступают слезы.

— Там… там было темно. И холодно. И все время хотелось… кушать. Очень сильно. А потом… потом я услышал папу. И твой голос. И стало светлее. — Он замолчал, глотая слезы. — Мне страшно. Я больше не хочу такой сон.

Глядя на него — на синяки под глазами, на ссадины от веревок, на его беззащитную худенькую шею, — я почувствовала невероятную, давящую боль.

— Все уже прошло, — сказала я, и мой голос стал тихим и теплым. — Ты просто очень заболел. Но теперь все будет хорошо.

— Правда?

Я посмотрела в его черные, полные слез глаза и сделала то, на что у меня почти не оставалось сил — улыбнулась.

— Правда, — сказала я. — Я обещаю тебе. Все будет хорошо.

И он, исхудавший, измученный мальчик, поверил мне.

Вот только все произошедшее сегодня, лишь половина ритуала и самое страшное еще ждало нас впереди.

Утро пробивалось сквозь заледеневшее окошко, разливаясь теплым светом.

В его лучах кружилась такая хрупкая радость.

На кровати, заваленный лоскутными одеялами, сидел Сеня. Бледный, исхудавший, с синяками под глазами, но — живой. Ульяна, с красными, но уже сухими глазами, подносила ему ложку с теплой кашей, а Тата, сидя на краешке, внимательно смотрела на братишку. Тата что-то сказала, и Сеня засмеялся.

И этот простой звук был лучшей наградой. Иван стоял рядом со мной, прислонившись к дверному косяку. Вся его мощная фигура была напряжена, каждый мускул рвался туда, к кровати, прикоснуться, убедиться, обнять. Но я просила его поговорить со мной наедине. Ведь испытания еще не закончились. Мы только на середине.

— Как это случилось? Где он мог заразиться? — спросила я Ивана.

Он мрачно покачал головой, в его глазах читалась та же беспомощность.

— Не знаю. Не кусал его никто, я проверял. Играл всегда на глазах, у окна. Никогда за околицу не ходил.

В голове крутились обрывки бабушкиных уроков, страшные сказки и суровые реальные случаи. Путей проникновения Черни было не так много. Прямой укус… Порча… Или…

Я повернулась к нему, ловя его взгляд.

— Иван. Вы ведь не охотились в Черни?

Он вздрогнул, будто я прикоснулась к нему раскаленным железом. Его плечи сгорбились, а взгляд ушел в пол. Этого было достаточно. Я поймала его с поличным.

— Дичи нет! — вырвалось у него сдавленно, с отчаянием загнанного зверя. — Горы хмурые. В лавке цены кусаются… Надо кормить семью. Зашел… за обережные знаки. Немного. Птицу подстрелил, жирную такую, пеструю… Все ее ели. И я, и Ульяна, и дети.

Ледяная полоса прошла у меня по спине.

— Нельзя есть то, что поймано за чертой, Иван! — прошипела я, чтобы не слышали дети. — Неизвестно, чем она дышала, что ела… чьим обликом могла быть!

— Мы все ее ели! — упрямо повторил он, но в его глазах уже читался ужас от понимания. — Все! Но ведь только он… У него был такой кашель. А нам не с чем даже было приготовить бульон.

И тут в моей голове щелкнуло. Последняя недостающая деталь.

— Сеня… Перед этим он болел? Недавно?

Иван замер. Казалось, он даже перестал дышать. Его лицо вытянулось, стало серым.

— Кашлял… — выдавил он еле слышно. — Сильно. У него был жар. Лекаря вызывали… Тот посмотрел, сумму назвал такую, что я онемел. Пока я деньги добывал… Сене стало хуже. Отвар, что лекарь потом дал, не помог… Он сказал… готовиться к худшему. И он… отошел.

Я слушала, и сердце мое обливалось кровью. Картина стала ясной, как белый день.

Они съели отравленную тварь. Яда, Черни, в ней было немного. Для здорового взрослого — пустяк, организм справится, с легким недомоганием. Но мальчик был слаб, его тело уже боролось с болезнью. Лекарь со своей жадностью промедлил, не оказал помощь вовремя… И этого стало достаточно. Слабый детский организм не выдержал двойного удара.

— Виноват я… — прохрипел Иван, сжимая кулаки.

— Нет, — отрезала я резко. — Виноват жадный лекарь, поставивший цену на жизнь ребенка. Ты пытался их прокормить. Теперь слушай меня.

Он поднял на меня взгляд, полный муки и надежды.

— Его можно спасти. Окончательно. Но яд Черни глубоко. Нужен особый отвар. Очень сильный. И очень сложный. Часть трав я соберу сама, они растут в опасных местах. Но кое-что… тебе придется купить.

— Я готов отдать все, что угодно! — он ожил, в его глазах вспыхнул огонь. — Все что осталось после лекаря…

— Отвар должен настаиваться сутки, — продолжала я, уже мысленно сверяя список с тем, что осталось в моих запасах. — И нам нужно сильно поторопиться. Каждый час на счету. Пока та тварь внутри него снова не проснулась и не потребовала своего.

Я посмотрела на мальчика, который тихо смеялся над словами сестры. Он так хотел жить. И я дала ему обещание. Теперь я сделаю все, что от меня зависит, чтобы его исполнить.

Глава 19

Кайдал

Имя всплыло в сознании внезапно, словно отголосок из другого мира.

— Кайдал... — прошептал я, ощущая странную, согревающую изнутри теплоту. – Кайл.

Казалось, за этим именем должно было последовать что-то еще — звание, долг, обрывки прошлой жизни. Но в голове оставалась лишь смутная, необъяснимая уверенность: я был воином, и во мне была магия. Какая именно?

Я сжал кулаки, чувствуя легкое, едва уловимое покалывание в кончиках пальцев. Что-то живое, сильное, но пока спящее и недоступное. Голова начала ныть от напряжения. В итоге я не добился ничего, кроме навязчивой головной боли.