Обычно я бегу «К» месту опасности для людей, а не «ОТ». Выглядело так, словно это мы разрушили крепость местного Лорда, а теперь улепетываем как угорелые, пока нас не догнали. Хотя, о чем это я. Именно мы и разрушили.

— Осколок развалится? — осторожно спросила я на всякий случай, не ожидая ответа. Разговоры на Осколке подслушивались Хозяином, и хотя нынче он был несколько занят ремонтом замка, вдруг Лорд любит делать несколько дел одновременно…

— Точечный пробой, — все-таки ответил Камачо, — самое страшное — это то, что ты уже видела. Скоро все опомнятся.

Он уже бежал по деревянным мосткам порта, все ближе к странным плоским кораблям, к которым я вчера так и не решилась подойти ближе. К краю, за которым плескался Хаос.

Здесь, в изогнутой месяцем бухте заканчивалась твердая земля и начиналось переплетение мосточков.

— Зови ее, — меня поцеловали в висок и поставили на ноги.

— Я…? — недоговорила я.

— Да.

Эм. Неожиданно, но тянуть я не стала.

— Яя! Яечка!

— Пошли поближе.

Нобиль легко пробежался по тонкой доске, опасно захрустевшей под его весом. И спрыгнул на палубу небольшой лодчонки, чудом удерживающейся на полупрозрачном облаке… из ничего.

Я шало глянула вниз. Мама дорогая! Что-то клубится, но больше всего это похоже на пропасть наоборот. Будто не вниз смотришь, а на предгрозовое небо.

— Рай, а на чем корабли стоят? — голос прозвучал хрипловато.

— На море Хаоса. Видишь туманную взвесь? Чем дальше от Осколка, тем ее больше. В некоторых местах, говорят, трудно становится дышать. И, конечно, быстрее проявляются искажения… Стелла, соберись. Я не смогу тебя сюда перенести, настил может не выдержать. А времени нет…

Разговорами и вопросами не удалось сильно отсрочить неминуемое. Я шумно выдохнула, решительно завязала под грудью обрывки рубашки наподобие узкого лифа. Особо уже ничего не скрывает, но и плевать. Встала на четвереньки и — поползла.

Человек я не гордый, но опасливый. А моментами и трусливый. Особенно когда жизнью приходится рисковать не ради идеи или важной цели, а просто так.

Это Камачо тут за год привык с жердочки на жердочку прыгать, а я…

На середине пути пришлось лечь и обнять доску.

— Скоро за нами придут, — предупреждающе сказал Райден. — Корабли — уже не земля Осколка, но Лорд Вейрен точно знает, где нас искать. А если лайгер поднял Акосту…

И словно в подтверждении его слов со стороны замка раздался вой.

— Стелла, — пожалуй, я впервые в голосе Скалы услышала эмоциональную озабоченность. Если он начал волноваться, точно следовало поторопиться. — Еще немного… А когда ты доберешься сюда, увидишь свою Яю.

— Яю? — жалобно переспросила. — Где?

И внезапно ее увидела. А что, мне и лодка не понадобилась.

Яичница завязла в чем-то белом и облачном, она почему-то скромно молчала, только несчастно моргал глаз. То, что удерживало тисками, показалось мне живым…

— Эй, — рыкнула я. — А ну отпусти мою подругу, а то…

— Бездна, — выругался Камачо, — не так надо…

А я уже свесилась по пояс с доски и, наплевав на все свои дурацкие страхи высоты, пыталась достать рукой для несчастной моей девочки.

Нечто непонятное скрутило белые объятия еще крепче, не желая отдавать. Яя пискнула, и я не выдержала.

Заряженная от Камачо на два контура, перенервничавшая и злая, я от души шуранула чуть ниже пленницы выжигающей руной. Получи, Хаос, в подбрюшье! Здесь нет зрителей, и никто не узнает об использовании пси-энергии.

Скорее почувствовала, чем услышала — толчок, волну ветра. С некоторой паузой внизу раздалось глухое «БУМ!» И доска вместе со мной, горемычной, подлетела в воздух.

Рывок. Доску, буквально из воздуха, выхватил Райден, провернув на себя. Одна из плетей его темного контура неожиданно стала плотнее и резко дернула меня за шкирку.

Пол-е-ет.

Прищуренные глаза нобиля за забралом доспеха. Серое небо. Все мелькнуло и завершилось толстыми бревнами палубы корабля. По-моему, при ударе я себе что-то поломала. Хорошо бы не нос… Но искрило так, словно стесалось пол-лица точно.

Стеная, несчастная и побитая, я приподнялась на четвереньки и замерла.

За бортом, там, где начиналось чистое море Хаоса, поднималось нечто. Огромное и живое. До нашего прихода оно тихо сидело под настилом, но после моего удара вынырнуло, ужасая размерами.

Прижавшаяся к борту соседняя небольшая лодчонка жалобно хрустнула, разлетелась на щепки и рухнула вниз. Нашему кораблю тоже приходилось несладко. Он отчаянно раскачивался.

А монстр… запищал режущим противным голоском. И открыл… один глаз. Примерно с меня размером.

Один, мать его, желтый глаз с длинными черными ресницами.

— Ме-мелаган? — прохрипела я, потеряв от неожиданности голос.

— Ездовой трок. По-местному, — тихо сказал Камачо, медленно перебираясь по палубе. — Существо мирное, даже туповатое. Пока не разозлить.

Трок, он же — мелаган, словно почуяв, что говорят о нем, снова запищал до звона в ушах.

Неприятно, конечно, но с таким тембром, братец, пугать ты не мастер. Кроме размера пока ничего страшного. Слишком смешно в сравнении в общим слоновьим объемом звучал голосок.

А вот по-прежнему сжатая в его объятиях Яя меня беспокоила. Ну как эта детина примет ее за самочку и решит размножаться. Если учитывать их разницу в размерах, моя предполагаемая ночь с Акостой, которой так пугали в замке, покажется цветочками.

Рывком я поднялась на ноги и яростно воззрилась на похитителя.

— Спокойно, — тихо проговорил Камачо. — Стелла, на тебя начинает влиять Хаос, не давай ему волю.

Он протянул руки к троку и мягко зацокал, зашипел, словно уговаривая домашнее животное. Троку услышанное понравилось, он жалобно запищал и ткнул белым отростком в мою сторону. Дескать, вот это — плохое, обидело, примите меры.

И это незатейливое движение кое-кому развязало язык.

— Хаос тебя задери! — завизжала до сих пор молчащая яичница. Щупальце, закрывавшее ей рот, сейчас показывало на меня. Теперь Яя могла говорить, а ей было что сказать этому миру и другому мелагану. — Чтоб тебя, сволочь жирная, по всему Хаосу развеяло, чтоб у тебя глаз ослеп, чтоб все зубы выпали! Выпусти меня!

Огромный монстр испуганно икнул и распахнул объятия, освободив подругу. Та тут же с криком ужаса полетела вниз.

— Нееет!

Не успела я ахнуть, как яичница зависла на собрате, вцепившись в него всеми своими коротенькими отростками.

— Стеллочка, — жалобно сказала она. Голосок дрожал. — Ты видишь то же, что и я? Неужели вот это мое будущее? Толстая дура?

— Ты красавица, Яя, — спокойно сказал Камачо. — А родню надо любить, посмотри, ты ей нравишься.

Гора, притворяющаяся мелаганом, нежно загудела и попыталась снова обнять яичницу. Мамочки, она нас понимает!

— Не-не-не, — завопила испуганная и ничего не понимающая Яя, подтягиваясь повыше. — Убери лапы, я сама продержусь!

И монстр послушно замер. Мы тоже. В этой тишине особенно отчетливо прозвучал приближающийся звериный вой.

Не стало слышно криков, которые совсем недавно раздавались со стороны дворца. Ни шума, ни треска. И людей на мостках портовой улицы больше нет, раньше вылезали любопытные, в окна, в двери выглядывали. А сейчас — как вымерло, ни одного зеваки, только десяток мелких корабликов, да пара больше, как «наш», на невидимых волнах качаются.

— Уходим, быстро, — скомандовал Камачо и отвязал веревку от борта.

На всякий случай я шагнула к краю, протягивая к Яе руки. Во рту стало кисловато, я слишком сильно закусила губу.

От Райдена к мелагану поползли темные щупальца силы. Осторожно, опасливо, словно боясь напугать. Подкрадывались, мягко поглаживали и тщательно зацеплялись за белый то ли пух, то ли мех. У Яя шерстка явно было пожестче, а этот, какой-то… птенец что-ли.

— Миленький! — вдруг завопила подружка. — Я их вижу! К нам по улице бегут!

Она доползла до верха трока и пыталась усесться у него на голове. Когда она пугается, вечно пытается забраться повыше. А иногда я просыпалась с ней на подушке и с «глазом» у себя за ухом. Очень было похоже, что ей снились кошмары, хотя Яя категорически отрицала эту невиданную чушь.