— Спокойной ночи, Нина, — неожиданно мягко окликнул меня Самир вслед.

Моя рука внезапно замерла на холодной дверной ручке, пальцы сжались. Чего бы я ни ожидала услышать от грозного Самира-чародея, это было совершенно не то. Такая простая человечность оставляла меня крайне неуверенной в своей позиции, в своём понимании ситуации. Как-то было бы гораздо проще и понятнее, если бы он просто грубо напал на меня, проявил жестокость. Моя усталая голова шла кругом, я была окончательно измотана физически и морально, и сон, глубокий сон был сейчас самой простой проблемой для немедленного решения. Долгожданный сон настойчиво звал меня в свои объятия.

— Ты не мог бы любезно остаться вне моих снов сегодня ночью, пожалуйста? — попросила я тихо, не оборачиваясь. — Хотя бы одну ночь.

— Я приложу все возможные усилия, чтобы сдержаться и не вмешиваться, хотя никаких твёрдых обещаний дать не могу, — ответил он с усмешкой в голосе.

Я изо всех сил попыталась не рассмеяться в ответ на его дерзость. Совершенно не хотела поощрять его подобным образом, давать ему такое удовлетворение. И всё же я снова поймала себя на невольной улыбке, несмотря ни на что, от его характерного тона. Определённо пора было уходить отсюда, пока не случилось чего-то ещё более странного. Медленно повернув холодную ручку, я в самый последний момент вспомнила об элементарных манерах, о приличиях.

— Спокойной ночи, Самир, — тихо произнесла я и шагнула за порог, закрывая за собой дверь.

Глава 4

Нина

Самир сдержал своё слово. Впервые за долгое время мой сон был безмятежным и спокойным, без единой тени кошмара, без призраков прошлого, что так часто терзали меня по ночам.

На следующее утро я проснулась, чувствуя во всём теле приятную, ноющую скованность — напоминание о вчерашнем падении с лошади. К моему удивлению, в остальном я чувствовала себя вполне сносно, даже бодро. Осмотревшись в комнате, залитой мягким светом множества лун, я обнаружила гардероб, полный разнообразных нарядов, куда более современных и практичных, чем то вечернее платье, в котором я прибыла сюда. Дверь оказалась незаперта. Я помедлила на пороге, сделав глубокий вдох, пытаясь успокоить внезапно участившееся сердцебиение, и затем решительно шагнула в поместье Самира, готовая исследовать его владения. Странное это было ощущение — быть вольной пленницей, этакой свободно гуляющей птичкой в позолоченной клетке, которая может порхать, куда вздумается, но не может вырваться за пределы прутьев.

Самир мог бы пытать меня, если бы захотел. Он мог бы бросить меня в тёмную, сырую темницу, уморить голодом, предать мучительной казни или совершить нечто ещё более ужасное, нечто такое, о чём я даже думать боялась. Я изо всех сил старалась гнать от себя эти мрачные мысли, не позволять разуму блуждать в лабиринтах тех ужасов, что он мог бы мне причинить, не давать воображению рисовать картины возможных пыток. Вместо этого он предоставил мне роскошные покои, мягкую постель, изысканную пищу и всё необходимое для комфорта и спокойствия.

Дело было не в неблагодарности — его доброта заставляла меня нервничать куда сильнее, чем откровенная угроза.

Поскольку Самир разрешил мне осматривать владения, я решила воспользоваться этим разрешением сполна. Альтернатива — сидеть в комнате, словно перепуганный мышонок, дожидаясь неизвестно чего, — меня совершенно не прельщала. Я проделала это какое-то время после пробуждения, но спустя три часа мне стало невыносимо скучно, и стены начали будто бы давить на меня. Остальная же часть дома Самира скучной не была никоим образом — наоборот, она будоражила воображение. Эти сводящие с ума коридоры, выстроенные в причудливом барочном стиле, заставляли меня то и дело останавливаться и застывать в немом восхищении перед открывающимися взору залами, каждый из которых был прекраснее и страннее предыдущего.

Всё здесь было наполнено странными оптическими иллюзиями, словно архитектор был одержим идеей обмана восприятия. Один из коридоров визуально уходил в бесконечность, создавая ощущение, что он тянется на километры, лишь чтобы внезапно сузиться посередине, обманывая глаз. Зеркала были расставлены таким хитрым образом, что возникало стойкое, почти болезненное ощущение, будто ты ходишь по кругу, возвращаясь в одну и ту же точку снова и снова. Но больше всего мне полюбился зал с зеркальным полом, в котором отражалась сложнейшая роспись на потолке, создавая иллюзию бездонной пропасти над головой и под ногами одновременно. Это было ночное небо, усыпанное лунами и завихрениями звёзд, словно целая вселенная, заключённая в одной комнате. По меньшей мере, десяток лун, каждая — своего цвета и размера, сияла там в безмолвном великолепии.

Подожди.

В Нижнемирье не бывает звёзд.

Странно. Возможно, местные жители заимствуют произведения искусства с Земли, как они это делают с технологиями и… ну, с людьми, что попадают сюда помимо своей воли.

В своих странствиях по дому я встретила нескольких человек, но большинство из них не испытывали ни малейшего желания со мной общаться или хотя бы разговаривать. Они либо были полностью поглощены своими делами, либо не отличались особой дружелюбностью, либо смотрели на меня с нескрываемой опаской, словно я была чем-то опасным и непредсказуемым. Особенно неприветливыми казались слуги без масок — похоже, их статус понимался здесь буквально, как клеймо их положения, — они будто бы боялись даже взглянуть на меня, опасаясь неведомых последствий. У них была своя работа, свои обязанности, а моё загадочное и противоестественное состояние всё ещё остававшегося человеком существа в мире нелюдей вызывало лишь недоумение, страх и, возможно, даже отвращение.

Как ни парадоксально, здесь ненормальной была именно я, а не они.

Когда я нашла кухню и решила сделать себе простой бутерброд с сыром, не утруждая никого лишней работой, работники чуть не попадали с ног, пытаясь одновременно приготовить для меня еду и избежать прямого взгляда в мою сторону, словно я была Медузой Горгоной, способной превратить их в камень одним только взглядом.

Никакие мои уверения, что им не нужно меня обслуживать, что я прекрасно справлюсь сама, не возымели действия. Я всего