Умеет он выдвигать предложения! В отличие от родолесских, большинство бестий драконовых земель были двуликими. Получить профессорский значок за исследование необычной нечисти – плевое дело.

– Нет, я хочу, конечно, – осторожно кивнула я, выискивая в ректоре признаки помешательства, но со стороны он вроде выглядел здоровым, разве что сильно взбаламученным. – Но, господин Крован, почему вы этого хотите? Расстались мы, будем честными, плохо.

Он упал в кресло и признался:

– Драконы потребовали бестиолога со знанием рамейна.

– Это не проблема, – заметила я. – Половина наших преподавателей знает драконий язык.

– Они хотели молодого и энергичного бестиолога-практика, госпожа Егорьева. Такого, как вы!

– Полагаю, вы сможете подобрать кандидатуру.

– Королевская канцелярия указала в письме ваше имя! – прикрыв глаза, вынужденно признался Крован. – Вы приезжали на королевский бал и по-дружески общались с драконами. Дворец посчитал, что вы лучшая кандидатура для этой миссии. А тут такая неловкость…

– Вы отправили меня в отставку из-за вашего сына, – мстительно подсказала я. – И впрямь, большая неловкость.

Удивительно, но ректор смутился. Он кашлянул в кулак и с фальшивой улыбкой предложил:

– Госпожа Егорьева, давайте начнем с чистого листа! Кто старое помянет, тому глаз вон.

– Кстати, как у Евгения глаз? – невозмутимо спросила я. – Зажил?

От нервного тика у Крована сократился на щеке мускул. Он не смог удержать даже притворную улыбку, ведь история с его сыном случилась возмутительной, с какой стороны на нее ни посмотри.

На выпускном балу Евгений внезапно перепутал чашу малинового пунша с бутылкой крепленого вина, прилично набрался и, не обремененный крепкой моралью, попытался зажать меня в уголке. Я честно пыталась воззвать ректорского отпрыска к здравому смыслу. Даже если разница в возрасте чуть больше трех лет, где это видано: приставать к преподавателю? Однако взывать к тому, чего человеку не отсыпали при рождении, бесполезно. Кретина отрезвил и привел в чувство удар в глаз.

Отец, разгневанный видом побитого сына, обвинил меня в нападении на «невинного мальчика», попрании преподавательской этики и потребовал написать прошение об отставке по собственному желанию. Я уже пребывала в такой ярости, что с радостью швырнула это прошение ему в лицо. Собрала вещи и отправилась собираться с мыслями в родительское поместье.

Видимо, ректор Крован тоже хорошо запомнил некрасивые подробности скандала. Он нервно оттянул ворот рубашки пальцем, потом кашлянул и, нервно зазвенев крышечкой, отхлебнул из хрустального стакана водичку. Возможно, отстаивал специально для любимого кактуса, стоящего на столе возле письменного набора, но колючему приятелю сегодня не повезло. В отличие от меня.

– Госпожа Егорьева, как отец Евгения я хочу извиниться перед вами за тот вопиющий инцидент, – через силу начал он. – Мой сын раскаивается в содеянном.

– Публично, господин Крован, – сухо произнесла я.

– Простите? – Ректор вопросительно изогнул брови.

– Я хочу публичных извинений от вас с сыном.

– Но дело же деликатное, – замялся он. – Не в газете же написать?

– По-моему, отличный план, – кивнула я.

Возникла долгая пауза. Было заметно, как ректору не по нутру объявлять на весь белый свет, что воспитание у его золотого мальчика такое себе, паршивенькое.

– Я организую статью, – проскрипел он. – Поверьте, вам не придется терпеть моего сына в академии. Через неделю Евгений отправляется на обязательную службу в Горский корпус ловцов.

– На юг? – протянула я с издевательской улыбкой. – Разве Залеская академия больше не отравляет выпускников в Стужевск?

– В северный корпус не требуются бестиологи, – соврал он.

– Но вы же найдете для своего сына местечко? – уточнила я. – Помнится, после выпуска я просила поменять место службы, и вы лично мне сказали, что север закаляет характер.

– У Евгения слабое здоровье. Он легко простужается.

Мы оба знали, что здоровье у ректорского сына не уступает драконьему.

– В таком случае ему тем более надо закаляться, – кивнула я. – В Стужевске сплошные болота и бестии. Прекрасное место, чтобы стать крепче телом и духом.

Ректор посмотрел на меня с плохо скрываемым раздражением.

– Я понял вас, госпожа Егорьева. Вы хотите публичные извинения и Стужевск для Евгения. Этого достаточно, чтобы вы вернулись к нам на службу и отправились в Хайдес от Залеской академии?

Если подумать, владыка Нордвей нашел невесту и скоро женится. Какое ему дело до бестиолога, который хочет хорошее жалованье и профессорский значок? Уверена, он уже забыл, как я выгляжу.

– Да что вы, господин ректор, – хмыкнула в ответ. – Мы с вами только начали обсуждать условия моего трудового договора…

Если учитывать внезапно открывшиеся возможности, попросила я немного. Даже поскромничала! Крован проглотил сумму жалованья, выходные и праздники, но на просьбе выделить мне отдельный домик для семейных пар запас щедрости внезапно иссяк.

– Вы ведь даже не замужем, госпожа Егорьева! – с возмущением воскликнул он.

– И не собираюсь, – согласилась я. – Отдельный домик лучше общего преподавательского пансиона.

– В пансионе комнаты повышенной комфортности! – оскорбился ректор.

– Но текущая крыша комфорт определенно снижает, – заметила я. – Вы мне поклялись помочь с получением профессорского значка.

– Когда? – Ректор вытаращился, словно его пытались обвинить в страшном преступлении, а он приготовился держать круговую оборону и отпираться до последнего. Пока не прижмут к стенке.

– Как напишу профессорскую работу, так и получу значок, – пояснила я.

– Когда пообещал? – начиная понимать, что давно притиснут к пресловутой стене, сдался ректор.

– В начале нашего разговора, – напомнила я. – Для работы над профессорским исследованием нужна тишина. Преподавательский пансион не самое спокойное место в нашей академии.

– Вы попросили личный кабинет.

– И отдельный коттедж, – добавила я.

– Договор найма на три года, – буркнул Крован, осознавая, что сегодня нанял самого дорогого бестиолога-практика без профессорского значка за долгую ректорскую карьеру.

– На пять и ни днем меньше, – улыбнулась я. – Хочу быть уверенной в будущем. Надеюсь, ваш секретарь не забудет вписать ни одного пункта в договор, иначе дело затянется, а выезжать в Хайдес нужно… Кстати, когда выезжать?

– В конце недели.

– Так скоро?! – вырвалось у меня.

* * *

Дни до отбытия в драконовы земли пронеслись с немыслимой скоростью. Показалось, что я только вышла из кабинета ректора с новым подписанным договором в кожаной папке, как уже перед воротами родительского поместья стояла карета с эмблемой дворцовой конюшни. Академия сама оформила разрешительные бумаги, прислала подтвержденную лицензию на практику и письмецо, что в пару мне дают гения Янгеля Подлунного, автора всех гравюр в последней редакции альбома по нечисти Родолесса.

– Прекрасно, – сцедила я.

Художником этот Янгель был