— Жертва состояла в браке?

— В ноутбуке есть фотографии в кругу семьи. Все снимки с вампиром сделаны либо ночью, либо в помещении, так что это, вероятно, не та семья, которая была у вампира до обращения, а нынешняя.

— Ясно, надо найти родственников. Что ты хочешь конкретно от меня?

— Ты по-прежнему наш эксперт по вампирам. Мне нужно твое мнение.

— Окей, буду на месте, как только смогу. Я на примерке к свадьбе, так что это может занять какое-то время.

— Прости, что прерываю.

— Все нормально. Тот факт, что я выхожу замуж, не меняет мою работу.

— Я все же извиняюсь за то, что отрываю тебя от приятных хлопот и вынуждаю заниматься этим.

— Все настолько плохо?

— Мы оба видали и похуже, просто кто-то в этом городе настолько ненавидит вампиров, что открыл шторы и позволил солнцу сжечь жертву. Я правда надеялся, что такой формат ненависти минует Сент-Луис.

— Ага, я тоже.

Дольф вздохнул, что он делал нечасто, будь то разговор по телефону или с глазу на глаз.

— Приезжай, как только сможешь, Анита.

— Один момент, Дольф. Когда были открыты шторы? В смысле, уже стемнело, это должно было произойти вплотную к закату.

— Я уточню и сообщу тебе, когда ты приедешь.

— Спасибо.

— Не стоит благодарностей, — он повесил трубку без прощаний, что было для него обычным делом.

— Мне надо идти, — сказала я, не кому-то конкретно, а вообще всем.

— Помощь нужна? — спросил Эдуард.

— Нет, мне нужно, чтобы ты остался здесь и закончил с примеркой.

— Уверена?

— Если этот убийца — Солнышко, то мне там делать почти нечего, — ответила я.

Он некоторое время изучал мое лицо, потом сказал:

— Позвонишь, если понадоблюсь.

— Безусловно, — ответила я.

— Дай мне десять минут, я сниму эти шмотки и могу ехать с тобой.

— Брюки все еще длинноваты для носки с такой обувью, — заметила портниха, войдя к нам.

— Какой еще обувью? — с подозрением в голосе поинтересовался Эдуард.

Я даже не попыталась скрыть улыбку, но все же пояснила:

— Обувь, если честно, самая консервативная часть этого образа, так что у тебя не будет с ней проблем.

— Ты возьмешь с собой Теда, но ты же не хотела оставлять меня одного, — вмешался Питер.

— Мне правда нужно разобраться с примеркой для Теда. Хоть что-то в этой чертовой свадьбе должно пойти по правилам.

— Если здесь я нужен больше, то я останусь, — сказал Эдуард.

— Спасибо.

Портниха перевела взгляд на меня.

— Визажист уже ждет вас вместе с одеждой, которую Жан-Клод подобрал на сегодня.

— Ой, — сказала я, — я вернусь, чтобы переодеться, после того, как съезжу на место преступления.

Она вскинула бровь над своими роговыми очками.

— Макияж и прическа займут какое-то время, миз Блейк.

— У тебя сегодня примерка свадебного платья? — поинтересовался Эдуард.

— Нет, это наряд для сегодняшнего свидания. Жан-Клод хочет, чтобы у нас были парные образы, как на выпускном или чем-то в этом роде, — ответила я, не в силах скрыть свой дискомфорт по поводу того, что мне придется наряжаться.

— Натэниэл так взбудоражен тем, что помогает Жан-Клоду с приготовлениями, — заметил Питер.

— И они держат все в секрете. Я даже не знаю, какого цвета на нем будет одежда, пока не увижу свое платье.

— Знаю, ты сейчас должна быть копом, но мне хочется увидеть это платье, — улыбнулся Питер.

— Прости, что у меня сегодня свидание, и я не увижу, как ты тренируешься с остальными, — сказала я.

— Мы приехали внезапно, — ответил Эдуард. — Ты не можешь отменить такое серьезное свидание только потому, что возникли изменения в расписании.

— Если бы ты такое отменил, мама была бы в ярости, — сказал Питер.

Эдуард коротко улыбнулся.

— Донна никогда не простила бы мне, если бы у нее был назначен профессиональный макияж и прическа, а я отменил бы встречу, аргументируя свой поступок чем-то меньшим, нежели вопросом жизни и смерти.

— Если бы маме пришлось так заморочиться, даже вопрос жизни и смерти не стал бы оправданием, — сказал Питер.

Эдуард ухмыльнулся.

— Ты прав.

— Я бы хотел увидеть тебя во всей красе здесь, поскольку не смогу присутствовать сегодня в «Запретном Плоде», — вмешался Ашер.

Я уставилась на него.

— Ты заведуешь манежем в «Цирке Проклятых» и не можешь быть в двух местах одновременно, а мне нужно, чтобы ты также закончил сегодня со своей примеркой, ведь ты тоже шафер.

— Поэтому я здесь, — ответил он.

— Еще мне нужно, чтобы вы с Питером и Эдуардом разобрались между собой. Чтобы ты не выебывался на них из-за нашего разговора. Мне нужно, чтобы вы поладили.

На лице Ашера появилось хорошо знакомое мне выражение, так что я добавила:

— А еще тебе запрещено флиртовать с ними или вести себя несносно.

— Ты так хорошо меня знаешь?

— Мы с Жан-Клодом разделяем много воспоминаний, так что да, знаю.

В этот момент на его лице появилось выражение, которое мне нечасто доводилось видеть — скорее что-то из воспоминаний Жан-Клода, нежели моих собственных. Ашер выглядел потерянным.

— Как же мне себя вести, если нельзя проявлять жестокость и флиртовать?

До меня дошло, что он это серьезно.

— Ашер, в тебе есть не только это.

— Правда? С того момента, как терапия и таблетки смыли все то, что было во мне сломано, я уже не понимаю, какой я. Знаю, это звучит смешно, учитывая, что мне почти семьсот лет, но я не знаю, как себя вести, если меня не переполняет ревность. Будто во мне ничего нет, кроме зацикленности на негативе.

— Ты куда больше, чем твоя болезнь, Ашер.

— Так ли это?

— Вот почему ты никак не поставишь на место Кейна? Потому что он как последний кусочек твоей болезни? — спросил вдруг Питер.

Ашер посмотрел на него так, чтобы Питер мог видеть лишь идеальную половину его лица.

— Что ты имеешь в виду?

— Может, беспокойство о Кейне дает тебе что-то, на чем можно зациклиться, когда как твои собственные навязчивые мысли ушли?

— Я… я не думал об этом в таком ключе.

— Избавиться от помешательства трудно, — сказал Эдуард. — А уж если оно растет из твоих собственных обсессивно-компульсивных мыслей, то тем более. Ты сильнее, чем показываешь, в противном случае тебе бы не хватило на это смелости.

— Ты действительно в это веришь? — спросил Ашер, глядя на Эдуарда сквозь водопад своих волос.

Эдуард кивнул.

— Да.

Пальцы Ашера пробежали вниз по рубашке — этот жест напомнил одну из привычек Жан-Клода. Это был признак нервозности.

— Спасибо.

— Когда избавляешься от зависимости, твоя жизнь теряет фокус. Приходится решать, какой ты теперь — прежний или готовый стать кем-то