— Вы в основном мужчины?

— Ага. Все в городе зовут нас Дикой Стаей. Сначала это было оскорблением, но теперь… ну, теперь мы просто те, кто не вписывается.

— Не вписываетесь как? — уточнила я.

— Мы живём за городом и куда ближе к своим внутренним зверям, чем большинство. Многие платят нам за то, чтобы мы помогли им найти равновесие со своими волками… чтобы превращения были не такими болезненными.

— И двое из вас — отвергнутые?

— Четверо.

Брови мои поползли вверх.

— Но не ты?

— Нет. У меня никогда не было пары.

— До сих пор.

Его взгляд потемнел.

Я заставила себя не опускать глаза на откровенно очевидную «палатку» под его полотенцем.

— Мне стоит извиниться за то, что, возможно, положила конец твоему холостяцкому существованию?

— Нет, — ответ прозвучал мгновенно, хрипло.

— Сказал это слишком быстро, чтобы я поверила.

— Я думал, судьба решила, что мне пара не положена, и меня это устраивало. Большинство из нас находит своих пар до двадцати с половиной.

— А тебе… сколько?

— Тридцать.

Меня накрыло облегчением. Я ничего не имела против женщин, встречающихся с молодыми парнями, но, учитывая мою профессию, я чувствовала бы себя чертовски странно, если бы оказалась в паре со студентом.

— Мне двадцать восемь, — сказала я.

— Молодая для преподавателя колледжа.

— В этом смысл программы.

Он коротко кивнул.

— Тебе нужно ехать на работу? Я могу побыть там на время твоих занятий, чтобы волчица не паниковала.

Я покачала головой.

— Я сказала им, что беру неделю отпуска, чтобы провести время с собакой, которую приютила.

— Судя по твоим друзьям, собака из меня не особо убедительная.

— Наверное, потому что он волк.

Губы Огуречика чуть заметно изогнулись. Я сразу поняла, он не из тех, кто часто улыбается. Или смеётся.

И хоть какая-то глупая часть меня до зуда хотела стать той, кто заставит его это делать, я уже встречалась с достаточным количеством мужчин, чтобы знать — они не меняются, если сами того не захотят.

— Так как это вообще работает? — я жестом указала между нами, глядя в зеркало, чтобы не поворачиваться к нему. — Или, наверное, правильнее спросить: ты вообще хочешь, чтобы это сработало? Если ты никогда не ожидал пару и до сих пор не хочешь её, я пойму.

Я немного смущалась от того, что стояла перед ним голая.

Телом я гордилась, но мы с ним были явно из разных категорий.

Он весь был воплощением силы и выносливости. Я — нет.

Обычно меня это не беспокоило, но после того, как он не ответил на мою фразу «бери или проваливай», оставалась вероятность, что он выберет проваливать.

То есть, не выберет меня.

— Я никогда не думал, что у меня будет пара, но это не значит, что я не хочу тебя, Эбигейл, — его голос стал ниже. Грубее.

Мурашки, которые успели исчезнуть, вернулись обратно.

— Друзья и семья зовут меня Эбби, — сказала я.

Лучше бы придумала что-то остроумнее, но ничего не пришло в голову.

— Эбби, значит. — Огурец-Нико сделал шаг ко мне. Он снова потянулся рукой, но остановился и отдёрнул её.

Я наконец повернулась к нему лицом.

— Можешь ко мне притрагиваться. Мне не некомфортно. Только я вспотела, так что постарайся не брезговать.

Его тёплая, огромная ладонь легла мне на руку уже через секунду. Большим пальцем он медленно провёл по коже.

— Пот — это естественно.

— Естественно — не всегда значит хорошо. Смерть и дерьмо тоже естественны.

Он фыркнул и, похоже, сам удивился, что издал этот звук.

— Ну, твой пот меня не смущает.

— Логично, если ты живёшь посреди леса.

— В доме.

— Что? — я нахмурилась.

— Я живу в доме посреди леса.

— А, — я кивнула. — Ну, тогда ладно, звучит уже лучше, но ты так и не ответил, как всё это должно работать.

Он чуть наклонил голову.

— Невозможно предсказать, сколько времени твоей волчице потребуется, чтобы определиться со мной. Иногда — несколько часов. Иногда — год или два. Чаще всего от пары недель до нескольких месяцев. Самцы-оборотни должны полностью оставить свою жизнь на время охоты и часто — на время погони тоже.

— Я не это имела в виду.

На его лбу пролегла складка.

— Я про нас, — я снова указала жестом на его грудь, потом на свою. — В книгах про оборотней всё происходит внезапно. Влюбились с первого взгляда — и привет, счастливая пара. Это называется «инста-лав».

Складка стала глубже.

— Такого не бывает.

— Тогда как у оборотней обычно развиваются отношения?

— Так же, как у людей. Общие переживания. Совместные приёмы пищи. Разговоры. Секс. Наши волки требуют, чтобы мы жили вместе во время процесса спаривания, так что отношения развиваются быстрее.

— Должно быть, неловко было тому парню, чья пара была влюблена в другого.

Нико пожал плечами.

— Он об этом не говорит. Это случилось в другом городе, на другом конце страны. Никого из нас тогда не было рядом.

Так значит, оборотни существовали и за пределами Мун-Риджа.

Думать об этом было немного безумно.

— Что произойдет после того, как моя волчица укусит тебя? — спросила я. — Итан, между тем как звал меня «Кексиком», упомянул секс.

Нико чуть опустил голову.

— Он всех так называет. Начал несколько лет назад. Не воспринимай это на свой счет. Последняя фаза спаривания называется Кульминацией. И самец, и самка полностью захлёстываются гормонами, которые можно утолить только… большим количеством секса. Сопротивляться этому больно, и длится это несколько дней.

— Зачем вообще сопротивляться? — вопрос, наверное, заставил меня звучать как озабоченную сучку, но он вылетел прежде, чем я успела подумать.

— Процесс может закончиться ещё до того, как пара успеет влюбиться. Особенно если самец долго охотился, а самка — нет.

В принципе, логично.

Если парень всё это время был в форме волка, прыгнуть на него сразу после превращения — немного странно.

Хотя, если честно… я бы, скорее всего, всё равно это сделала.

Потому что да. Озабоченная. Сучка.

— Значит, мне стоило брать неделю отпуска ближе к этой самой кульминации, — сказала я.

— Вероятно, да.

— Ну, уже поздно, — я скривилась.

— Разберёмся, — тихо ответил он, большим пальцем проводя по моему плечу. — Я бы предпочёл, чтобы ты провела эту неделю у меня. Так у нас будет больше уединения, пока ты привыкаешь к жизни оборотня.

— Вот именно так и сказал бы маньяк, — констатировала я. — Я вообще ничего о тебе не знаю.

— Меня растили бабушка с дедом, после того как мать поняла, что ребёнок её не интересует, и ушла. Отец последовал за ней. Иногда звонил, писал письма, но она всегда оставалась для него