Он исследовал меня медленными, осторожными скольжениями, растягивая до тех пор, пока вся боль не превратилась в восхитительное давление. Платон вошел в меня до упора, полностью насадив на член, а затем замер внутри, пульсируя и подергиваясь.

Как только его отпустило, он позволил себе еще мгновение, после чего отстранился и послал один глубокий, безжалостный толчок в мою киску. Он ускорил темп, его мошонка шлепала по моим ягодицам, звуки соприкосновения кожи с кожей резонировали по всей кухне.

Я вцепилась руками в его плечи и позволила пальцам скользнуть вниз по бицепсам, крепкие мышцы напряглись и задвигались под моими ладонями. И все это время он не сводил с меня взгляда, его губы растягивались в рычании с каждым моим стоном.

Подошвами ног я нащупала шкафчик внизу, приподнимая таз над столом, чтобы встретить каждый его удар. Я позволила ветусианцу, убившему моего мужа, трахнуть меня, и наслаждалась тем, как он чередовал каждый сильный толчок с мягким.

Одной рукой Платон обнял меня за спину, помогая прижаться к его мощным бедрам. Другой рукой он обхватил мою щеку, поворачивая и наклоняя голову, лаская поцелуями синяки, оставленные другим мужчиной.

— Я вернусь за тобой, — прошептал он, его сверкающие голубые глаза остановились на моих, когда он вошел еще глубже. — Нет никаких сомнений, что ты моя.

Я запрокинула голову, воздух позднего утра овевал твердые соски. Чем сильнее сжималась и трепетала моя киска, тем крепче он обнимал меня, подбадриваемый моими стонами, эхом отражающимися от кафельного фартука кухни.

— Далле, — глухо простонал он. — Я чувствую, как ты сжимаешься вокруг меня, леска. Покажи мне, как достигает пика моя человеческая пара.

— О черт…

Его рука скользнула по моей щеке и на секунду задержалась на горле, прежде чем опуститься к груди. Он размял ее, обводя пальцем сосок.

Все у меня между ног содрогнулось, посылая вибрацию глубоко в нутро. Она распространилась по всему телу, заставляя выгнуть спину и вскрикнуть от ошеломляющего ощущения, пока его член терся о мой трепещущий клитор.

— Анам гайл де мин, — Платон вжался в меня бедрами, трахая жесткими, варварскими толчками, пока мгновение спустя не зарычал. — Почувствуй, как я изливаю в тебя свое семя.

Он схватил меня за бедра и притянул к себе. Все его тело окаменело, и только член дергался глубоко во мне, покрывая стенки спермой.

Он заключил меня в свои объятия, легкая дрожь сотрясла его тело, губы прижались к моему лбу в нескончаемом поцелуе. Холодный кончик носа коснулся моих висков, щек, глубоко вдыхая мой запах.

— Я обещаю, что буду тебе хорошей парой, — прошептал он.

Я отодвинулась назад, положив руки на стойку позади себя для равновесия.

— Что?

— Я объявляю тебя своей парой, — я едва почувствовала, как кончики его пальцев погладили мою щеку, настолько у меня онемела кожа. — Я ни капли не сомневаюсь, что судьба свела нас вместе.

Грудь сдавило, превратив каждый вдох в борьбу. Я только что избавилась от одной пары и чертовски уверена, что не хотела другую.

— Но… но…

— Не волнуйся, — Платон заглянул мне в глаза, с улыбкой убирая выбившиеся пряди с моего лица. — Я оставлю тебе его тело.

Глава 8

Лиззи

Платон застегнул пряжки на своих черных ботинках, форма снова плотно облегала его мускулы. При других обстоятельствах я бы попросила у него номер телефона, но, скорее всего, мои минуты нельзя будет использовать, чтобы позвонить туда, куда он направлялся.

— На стойке есть еще один английский маффин, если ты все еще голоден, — сказала я, сжимая в руках кружку с кофе.

— Я приму нутрисферу, как только вернусь на свой «звездочет», — сказал он, подмигнув, убирая пистолет в нагрудную кобуру. — «Сенека», корабль, на котором я служу, находится всего в двух земных часах отсюда.

Каждый шаг, который он предпринимал, чтобы подготовиться к отъезду, камнем ложился у меня в животе. Как я могла грустить?

Платон был ветусианцем. Убийцей.

И все же я не могла избавиться от растущего чувства пустоты в груди из-за того, что он уезжал. Я умоляла его сделать это меньше суток назад, но теперь у меня щемило под ребрами.

Он подошел ко мне, забрал кружку, поставив ее на стойку, и взял мои руки в свои.

— Офицер Платон. Скажи это.

— Офицер Платон.

— Хорошо. И следующее, не менее важное, — он пристально посмотрел мне в глаза. — Вторая бригада, подразделение специального назначения. Повтори.

— Вторая бригада, — сказала я. — Подразделение специального назначения.

На его лице появилась улыбка.

— Как только мы придем, ты скажешь первому ветусианцу со шрамом над виском, что я твоя пара. У него будет языковой чип, и он поймет тебя.

— Ты так и не сказал мне, зачем вы придете.

— Потому что это секретно, — сказал он и заключил меня в объятия, на его лицо тут же набежала тень. — Я не хочу оставлять тебя, Лиззи. Если бы это зависело от меня, я бы остался здесь и был с тобой, когда придут остальные. Но они лишат меня звания, а оно мне понадобится, чтобы достойно тебя обеспечивать.

Снова это стеснение в моей груди.

Не успела я и слова вымолвить, как он обхватил мое лицо ладонями.

— Если со мной что-нибудь случится, ты получишь всю мою пенсию, как только они подтвердят нашу связь.

— Что ты имеешь в виду? Какая связь? — мой голос зазвенел от беспокойства за незнакомца, в чем не было ни капли здравого смысла. — Почему ты говоришь, что с тобой что-то случится?

— Милая леска, — сказал он, и его взгляд стал таким пронзительным, что я испугалась, как бы он не ранил меня в самое сердце. — Это вторжение. Жертвы неизбежны, и я вполне могу стать одной из них. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуться к тебе. Всегда.

Он задержал мой взгляд еще на мгновение, затем выпустил меня из объятий.

— Где ты хочешь видеть его тело?

— Эм… — я снова схватила свою кофейную кружку, в поисках теплого уюта от глазурованной керамики. — Тебе, наверное, стоит забрать его. Я достаточно насмотрелась «C.S.I.: Место преступления Майами», чтобы понимать, что из-за этого все будет выглядеть еще более подозрительно. Он был мертв слишком долго, и мы собрали осколки и все остальное.

Платон покачал головой, уперев руки в бока.

— Тогда я от него избавлюсь.

— Хорошо.

— Хорошо… — он прикусил нижнюю губу, его дыхание стало тяжелым, натянутым. — Ну, тогда, я думаю, мне пора уходить. Наконец-то.

Я