ответа, старушка поднялась из-за стола и медленной походкой направилась вглубь комнаты, где висела длинная, светло-голубая шторка, явно отгораживающая какое-то скрытое пространство. А я и не замечала ее до сих пор! Казалось, старушка шла с трудом, и каждый шаг давался ей с болью. Я молчала, ожидая, что произойдёт дальше. Что-то подсказывало мне, что я сейчас услышу нечто страшное.
— Вот, — сипло пробормотала она, отодвигая шторку, за которой я увидела небольшую деревянную кроватку, бережно застеленную розовым в белый горошек бельём. Одеяло было аккуратно подвернуто, а подушка словно только что взбита.
Я робко посмотрела на нее, не решаясь задать последний вопрос, ответ на который я в глубине души уже знала. Ее дрожащий голос, мокрые глаза. Ее покалеченная рука. Отсутствие помощи. Ее теплое отношение ко мне, по сути, чужому для нее человеку. Всё это указывало на то, что ее внучка…
Глава 8
— Умерла моя птичка неделю назад, — тихий голос прозвучал в тишине комнаты почти оглушительно. Как гвоздь, вбитый в гроб. — Хворь к нам в деревню пришла лютая. Сначала слегла я, а потом…
По щекам бабушки Агаты потекли слёзы.
Нет… Да как же так!
Не успев толком подумать, я сорвалась с места, бросилась к ней и крепко обняла хрупкую старческую фигурку. Ее сморщенное личико зарылось мне в грудь, костлявые плечики затряслись, а я стояла и ласково поглаживала ее голову с нелепым пучком, в который были скручены ее редкие седые волосы.
Странно, но мы словно поменялись с ней местами. Теперь я утешала ее, совсем как она меня буквально час назад. И где-то в глубине души я чувствовала, как между нами зарождается нечто похожее на родство. Ведь у нее, как и у меня, никого на этом свете не осталось. И хоть я до сегодняшнего дня не верила во все эти эзотерические штучки, нас явно свела судьба.
Я не знаю, сколько времени мы простояли. Очнулась я лишь от того, что по комнате поплыл аромат лаврика, а в печке зашипела выкипающая вода.
— Ой, да что же это я, — словно очнувшись ото сна, бабушка Агата подняла голову. — Давай, рыбонька, беги к печке, а то у нас вся картошка выкипит, и будем мы есть ароматные угольки. — Она через силу улыбнулась.
А мне неожиданно вспомнился наш земной анекдот про борщ, который сначала варится, пока ты сидишь в интернете, а потом жарится. Я тоже улыбнулась, отпустила старушку, ободряюще сжав ее руки, и понеслась к печи.
Уже через полчаса мы сидели за заботливо накрытым столом и уплетали картошку с творогом.
В печи весело потрескивали поленья, а пламя отбрасывало по стенам замысловатые узоры. В комнате умопомрачительно пахло моим копчёным мясом и отварной картошкой, а еще свечным воском и какими-то травами, которые бабушка заварила в небольшом котелке.
— Ммммм… — я сделала огромный глоток молока, продолжая усиленно жевать. — В жизни такой вкуснотищи не ела!
Бабушка Агата посмотрела на меня с довольным видом. Прямо, как моя, когда я в кои веки хорошо ела. Видимо, все бабушки одинаковые. Голубые, выцветшие от старости глаза, сияли.
— Кушай, рыбонька… Кушай. А то худющая. Ветер дунет, и тебя унесет… Совсем как моя Мэйди, — морщинистое лицо вновь перекосила гримаса боли.
Я на мгновение перестала жевать, взяла старушку за руку и крепко сжала ее, совершенно забыв про ожог…
Старушка громко ойкнула, а по моему телу внезапно прокатилась уже знакомая ледяная волна. Казалось, будто меня окунули в прорубь. Я застыла, не в силах пошевелиться. А потом пальцы мелко завибрировали, и по ним побежали крошечные, едва слышно потрескивающие молнии. А моя ладонь словно прилипла к руке старушки.
Раз, два, три… В голове словно заработал невидимый хрустальный метроном. Четыре, пять, шесть… Перед глазами повисла голубая, мерцающая пелена.
А потом всё закончилось. Так же внезапно, как и началось. Волна схлынула, пелена исчезла, пальцы расслабились, и ладонь, наконец, отлепилась от худой, старческой руки.
Бабушка Агата с изумлением уставилась на меня, а я с не меньшим изумлением смотрела на нее. В ее глазах больше не было боли. Скорее, непонимание, неверие…
— Я… я не знаю, что это было, — заикаясь начала было я. — Простите, я не хотела сделать вам больно. Я лишь…
Но бабушка Агата жестом остановила мои неуклюжие оправдания.
— Погоди.
Она медленно, словно не веря в происходящее, приподняла рукав платья…
На руке больше не было страшного, уродливого ожога. Кожа была абсолютно чистой, здоровой. Может, чуть светлее обычного.
Бабушка Агата провела пальцем по тому месту, где еще пару секунд назад зияла воспалённая рана. Потом оторопело взглянула на меня.
— Почему ты сразу не сказала, что владеешь даром?
— Ка-а-ким даром? — заикаясь, выдавила я.
Значит, то, что произошло в лесу, действительно правда?! Мне не привиделось? Я ничего не выдумала? Я на самом деле обладаю магическими способностями?
В глазах бабушки промелькнуло недоверие, но, увидев моё ошарашенное лицо, она сочувственно покачала головой.
— Ты хочешь сказать, с тобой такого никогда не происходило?
Мысли в голове заметались, как раненая птица в капкане. Боже, как же мне хотелось закричать: Происходило, еще как! Только иначе!
Но тогда мне пришлось бы рассказать ей о том, что я убила человека. Пусть насильника, пусть мерзавца, но всё же это было убийство. А этого ни в коем случае нельзя было рассказывать. Не то, чтобы я не доверяла этой доброй, ставшей мне уже почти родной, старушке. Но, кто знает, вдруг сюда придут полицейские… ну, или как они тут называются, и начнут допрашивать ее. Или, того хуже, пытать. А, может, у них тут есть какие-то эликсиры правды, как, к примеру, в книжках про Гарри Поттера. И лучше, если старушка ничего не будет знать. К тому же, мне самой больше всего на свете хотелось забыть о тех ужасных секундах, когда нож…
Стоп!!! Прекрати думать об этом, Таня! Сейчас в первую очередь надо разобраться с твоим странным "даром"…
— Неет…
Как же неприятно врать… Особенно человеку, который столько для тебя сделал. Когда-то в далёком детстве я прочла рассказ Носова "Каша", и фраза, прозвучавшая в самом конце, навсегда врезалась мне в память: Тайное всегда становится явным.
Надеюсь, не в этот раз.
Я смущенно опустила взгляд, пытаясь спрятать глаза. До чего же стыдно!
Но бабушка Агата явно не заметила моих душевных метаний. Либо приписала их волнению из-за первого проявления дара.
— И что, у твоих родителей тоже не было дара? — она опустила глаза и вновь принялась с интересом изучать место