Он посмотрел на человеческие останки на кресте.

— Это один из людей Хью?

— Да.

— Что он сделал?

— Он отказался выполнять мои приказы. Я сказал ему кое-что сделать, и он ответил мне, что он солдат, а не мясник. Величайшее лицемерие этой псевдоморальной позиции заключается в том факте, что если бы Хью отдал ему такой же приказ, он, вероятно, подчинился бы. Я просто напомнил ему, что он переводит дыхание по моему усмотрению.

И он приказал привязать его к кресту. Чтобы смерть заняла больше времени.

— Это варварство.

Роланд повернулся ко мне с легкой улыбкой.

— Нет. Варварство обычно приводит к быстрой смерти. Жестокость — признак цивилизованного человека. У меня тут сотня Железных псов. Он отличное наглядное пособие.

И это было все, в двух словах. Для него не было никаких запретов для достижения своих целей.

— Как долго он там висит?

— Пять дней. К настоящему времени он должен был быть мертв, но он, несмотря на боль, использует магию, чтобы оставаться в живых. Воля к жизни — поистине замечательная вещь.

Я хотела дойти туда и снять человека Хью. Я не была доброй, я могла быть жестокой. Я и раньше пользовалась мечом ради наказания, но в самом худшем случае наказание, которое я применяла, длилось минуты. Человек на кресте был там несколько дней. Железный пес, возможно, и принадлежал Хью, но была грань между добром и злом, и такого рода пытки пересекали ее. Это не касалось нас с Хью. Это было о правильном и неправильном.

— А если Хью вернется?

— Не вернется. Я понизил его.

— Ты что?

— То, что дается добровольно, также может быть отнято. Я разорвал связь между нами. У него все еще есть преимущество нашей крови со всей ее силой… которую, к сожалению, я не могу убрать, не лишив его жизни, но мы не связаны. Свет его дара больше не драгоценен для меня.

Волоски у меня на затылке встали дыбом. Моего отца больше не волновало, жив Хью или умер.

— Ты сделал его смертным.

— Да. Даже с его способностью к исцелению, я ожидаю, что он не протянет следующее столетие.

— Он знает?

— Да.

Хью был разрушительным мечом моего отца. Роланд указывал на мишень, и Хью уничтожал ее, пока не оставались только кровь и пепел. Затем вмешивался мой отец, чтобы обуздать своего жестокого военачальника, и жертвы Хью радовались, потому что все было лучше, чем Хью. Роланд был смыслом жизни Хью. И теперь его бог отверг и покинул его.

Я ненавидела Хью за список поступков длиной в милю. Его люди убили тетю Би. Он использовал магию, чтобы бросить меня в тюрьму отца и медленно морил голодом почти до смерти, пытаясь сломить мою волю. Он убил одного из моих друзей у меня на глазах. Но я понимала Хью. Он был инструментом воли моего отца в такой же степени, в какой я была инструментом Ворона. Ворон указывал, и я без вопросов убивала, и, что еще хуже, без сомнений. Потребовалась его смерть и годы без него, прежде чем я освободилась от его влияния. Я точно знала, как сильно может ранить отказ человека, который воспитывал тебя как отец. Я думала, что Ворон заботился обо мне. Когда я узнала, что он тренировал меня, чтобы видеть боль на лице моего отца, когда Роланд будет убивать меня, это почти сломило меня, но к тому времени Ворон был уже как десять лет мертв.

— Ты был для него всем. Он совершил все эти зверства ради тебя, а ты лишил его своей любви, того, что было для него дороже всего.

— Хью пережил свою полезность. Его жизнь была серией несложных заданий, и, в конце концов, она стала его работой.

И чья это вина?

— Ты подобрал его с улицы. Он был воспитан именно таким, как ты хотел.

— У него был потенциал, — сказал Роланд задумчивым голосом. — Так много магии. Он был как упавшая звезда, светящийся метеор. Я расплавил его и выковал из него меч. Ты права, на самом деле это не его вина, но факт остается фактом — мир становится сложнее. Некоторые мечи предназначены для того, чтобы быть выкованными только один раз. Лучше начать все сначала.

Джули. Джули тоже была сияющим метеором, молодой и податливой, ее легко расплавить и перековать. Ты гребаный козел. Ты не заполучишь Джули. Я разжала зубы и заставила свой голос звучать ровно.

— Было бы добрее убить его.

Улыбка Роланда не дрогнула, но на мгновение тепло в его глазах остыло, и я увидела ледяную сталь под ними.

— Я не добрый, дочь моя. Я справедливый.

Я должна была убраться отсюда, пока не сделала чего-то, о чем потом пожалею. Но также я должна была освободить Саймана и избежать войны с Роландом.

— Верни мне Саймана.

— Ледяной великан добровольно покинул границы твоего города. Мои люди не нарушали границы.

Итак, они устроили засаду и схватили его, пока он совершал путешествие. Вот же черт.

— Это не имеет значения. Его резиденция в Атланте. Его деловые интересы в Атланте. Он владеет собственностью, нанимает людей и платит налоги в Атланте. Он — мой.

Роланд долго размышлял над этим.

— Нет. Он мне нужен.

Правильно. Подчиняйся букве соглашения, а не духу.

— Ты вынуждаешь меня действовать.

— Он тебе даже не нравится. — Глаза Роланда сузились. — Что плохого в том, что я оставлю это существо?

— Дело принципа. Я бы сделала то же самое, если бы никогда не встречала его раньше. Верни моего ледяного великана, отец.

— Или?

— Или мне придется вернуть его. Я не брошу свой народ.

— Я ненавижу, когда мы ссоримся. — Роланд наклонил голову. — Что, если я предложу тебе эту жизнь? — Он кивнул на крест. — Утешительный приз. Это беспокоит тебя. Я вижу это в твоих глазах. Дочь, ты можешь занять место заместителя Хью. Делай с ним, что хочешь.

— Спасибо. Я заберу его, раз уж ты отдаешь его мне, но мне все еще нужен мой ледяной великан.

— Не поднимай на меня руку, Кейт. Все, что тебе нужно сделать, это уйти.

Все его обещания вылетели в трубу, как только появилось то, чего он хотел. Меня охватило желание закричать ему в лицо. Крики ничем бы не помогли, разве что ввергли бы нас в конфликт, к которому мы не были готовы.

— Не пойдет.

Он вздохнул.

— Ты не оставляешь мне выбора. Если следовать твоей логике, то любой из человек, который покидает пределы моего города, становится законной добычей. Поскольку ты расположился прямо за городской границей, Атланта находится в осаде, а осада — это акт войны. Ты нарушаешь правила, отец.

Роланд тихо рассмеялся.

— Это решается очень просто. Верни то,