Уже подходим к двери палаты, как неожиданно сталкиваемся с медсестрой.

– Ой, Марк Александрович, – широко распахивает глаза жгучая брюнетка.  – А вы же сменились.

– Сменился, Нин. Что-то случилось?

– Нет-нет, – девица опускает глаза в пол, и я вспоминаю, что она вроде как дружит с Маринкой.

Черт! Доложит же! Нет. Надо эту тему радикально закрывать. Никаких служебных романов.

Заходим в палату.

– Мишка, привет.

Здороваюсь с пацаном, который мне почему-то кажется очень прикольным. Есть в нем что-то такое… Будто родное.

– Пливет, – с несмелой улыбкой тянет мальчик.

Я достаю свой складной нож.

– Мишка, я арбуз привез. Будем есть? – подмигиваю ему заговорщически.

– Будем! – мальчишка улыбается еще шире, а я забываю и его идиотку бабку, и навязчивую Маринку.

Классная у тебя улыбка, парень!

– Кать, – оборачиваюсь к его матери, – дай тарелку.

А она замерла в дверях бледная. Блин. Что это с ней? Сама-то ест?

– Кать, ты чего?

– Марк, – подходит несмело, – а если ты не на дежурстве, то что ты тут делаешь?

Черт! Ну и вопросики у тебя. Отворачиваюсь, поджав губы, но… А действительно! Что я здесь делаю?

Катя

Он что, приехал специально накормить Мишу арбузом? То есть он отработал сутки, поехал, нашел в Москве в мае арбуз и вернулся в больницу. И только не говорите мне, что он ко всем пациентам настолько неравнодушен.

Как? Что происходит? Марк? Марик?

Это настолько не вяжется с твоим поступком. Хотя… когда я узнала обо всем, я думала так же… Что этот твой отъезд совершенно не в твоем стиле. Что Марик, которого я знала, никогда бы так не поступил! Мой Марик… Он, скорее бы, отработав сутки, понесся больному ребенку арбуз добывать. Где же ты настоящий? Где же правда?

К горлу подкатывает тошнота, ноги подкашиваются. Так… Стоп…

– Кать?

Он смотрит на меня, нахмурившись.

– Что с тобой?

Подходит, пробует рукой висок.

– Ты сама-то ешь?

Возвращается к столу, отрезает два кусочка красивой красной мякоти, один кладет Мишутке, второй прямо на ноже протягивает мне.

– Кать, я понимаю, страшно, нервно, тяжело, но ты нужна сыну.

Он смотрит мне прямо в глаза, а я медленно, как во сне, беру предложенный кусок.

– Если я правильно понимаю, – Марк понижает голос, – у него же больше никого нет.

И тут я не выдерживаю…

Марк

Какого хрена? Катя?! Подхватываю ее, укладываю на свободную койку, выбегаю в коридор.

– Нин, – кричу постовой медсестре, – дай тонометр!

Нинка тут же влетает с квадратными глазами. Первым делом кидается к койке ребенка.

Молодец, профессионалка. Только…

– Нет! Тут мать в обмороке.

На самом деле Катя в сознании, но ей явно плохо. Надеваю манжету на руку.

Восемьдесят пять на шестьдесят… Ну да, сильно так себе…

– Кать, ты в своем уме?

Злюсь на нее. Дико злюсь. И на себя. Какого черта? Почему мне это все достается? Почему я сейчас не дома? Нет… Не так… Почему я сейчас не хочу быть дома?

– Кать, мне кем заниматься? Твоим ребенком или тобой? – спрашиваю с откровенным наездом.

– Марик, – ей, кажется, стыдно.

– Что Марик? Ты сама-то ешь? Проблемы с давлением? Что?

– Я ем, – кивает она мне несмело.

– Может, чашку кофе? – несмело предлагает Нина.

– Лучше крепкого чая, – поворачиваюсь к ней я. – Сладкого.

Она кивает, поворачивается уходить.

– Спасибо, Нин, – чуть запоздало благодарю ее я, возвращаю тонометр.

– Да я сейчас приду, – отмахивается самая жгучая брюнетка нашего отделения и выбегает в коридор.

 Катька пытается сесть.

– Лежи, пожалуйста.

– Мама? – испуганно окликает ее Мишка.

– Миш, мама просто устала, – сажусь рядом с его койкой я. – Сейчас все будет хорошо.

Смотрю на Катю, думаю, уколоть ей кордиамин или обойдемся цитрамоном.

– Я попрошу завтра зайти к тебе кардиолога.

– Не надо, – шепчет она и снова пытается сесть.

– Лежи, я сказал! – почти рычу на нее.

Получается, похоже, грубо. Потому что вошедшая Нинка испуганно замирает.

– Нин, у нас цитрамон есть? И какой-нибудь новопассит? – поднимаю на нее глаза.

– Нет, – пожимает плечами, – откуда? Не наши препараты.

– Ладно, пойду к Михееву метнусь. Посматривай на них через дверь, ладно? А то еще и одни в палате…

– Конечно, – кивает медсестра, аккуратно ставит чашку рядом с Катей.

Хорошая девка. Но Маринке меня сдаст с потрохами. Да и плевать. Этот намек на роман – совершенно неуместный фарс.

Иду по коридору, никого не замечая вокруг. Мне нужно на второй этаж, в кардиологию.

Таблетку цитрамона раздобыть не проблема. И, наверное, побуду с ней в палате еще часок. Она у меня сильно стойкой никогда не была. Не Светка. Та – кровь с молоком. Катька моя всегда была тонкой, как былинка. И такой же хрупкой. К горлу подкатывает комок, подозрительно напоминающий тошноту…

И как Костя мог допустить, чтобы она во всем этом варилась одна? Она же не выдержит! Не моя Катя!

Черт! Останавливаюсь как вкопанный прямо посреди лестничного пролета.

Глава 12 

Марк

Осознание того, что я сейчас трижды в своих мыслях назвал ее своей, накрывает с головой. И ты еще сам себя спрашиваешь, что ты тут делаешь, Захарский? Не-ет. Ни за что! Я не пойду в это еще раз! Нет!

Какого черта? Что за… Но как я уеду сейчас домой, когда она в таком состоянии и Мишка напуган? Это же… Это же просто бесчеловечно! Ладно…

Я смогу пробыть там еще час. Но только с Мишкой. Не с ней!

Катя

Покорно лежу на койке и смотрю на его спину. Он сидит около Мишутки… Мои эмоции, приглушенные успокоительным, ушли, оставив после себя звенящую пустоту. Я просто безучастно слушаю их тихую болтовню.

Сын уже наелся. От арбуза отказывается, но Марк уговорил его еще выпить чаю с булочкой. С маслом. Раньше это было Мишкино любимое лакомство. А сейчас надо уговаривать. У меня не получается. У Марка вот вышло.

Он о чем-то спрашивает Мишутку. Тот лопочет что-то в ответ. Марк явно не все понимает, но ко мне за переводом не обращается. Переспрашивает, вслушивается. Мишка терпеливо объясняет, а иногда фыркает, и они оба тихо смеются. Но на меня не оборачиваются. Марк просто хороший врач. Он внимателен к своим пациентам. Никакого повышенного внимания ко мне.

Я ошиблась. Мне просто показалось. Мне очень захотелось поверить. Нет. Костя тогда не обманул. Такими вещами не шутят. Марк действительно меня продал.

Я вспоминаю лицо своего мужа. Тогда еще влюбленные глаза. Как он страдал, как он выбирал слова. Он чуть не расплакался, рассказывая мне. И ему от этого было больно и стыдно одновременно.

Тем летом Марк должен был отправиться в Англию на конкурс. Он выиграл межвузовский этап, потом региональный. Его как