не зная, имеет власть надо мной. И даже не в плане чувств – свою любовь к нему я долго и старательно растаптывала. Если он узнает, что у него есть дочь, он может забрать её. Назло мне, за то, что молчала все эти годы. Этого я боялась больше всего.
Вкусное пиво, сказала я себе мысленно. Холодное. Чуть горчит на языке, но это даже приятно. Попкорн хрустит. Взрослый вечер, таких у тебя давно не было. И я смогла отодвинуть свои страхи вплоть до самых титров.
А потом страхи накатили, да ещё и с удвоенной силой. Я повернулась к Тимофею, он был ко мне в профиль, полюбовалась носом, который когда-то мечтала передать нашему сыну, щетиной на подбородке и подумала – он может не отпустить меня домой. Там теть Надя. Она старая, она устала с Никой. А он, от которого зависит мой заработок, может потащить меня в очередной бордель.
– Я домой, – решилась я. – Уже поздно, мой трудовой договор не подразумевает ночных смен.
– Я подвезу, я пил безалкогольное.
– Нет.
Он повернулся, глаза в полумраке кинотеатра кажутся бездонными, а в их черноте прячутся ненависть и презрение. Сначала он не смог мне поверить, а потом не смог простить. А теперь я не верю ему. Не бывает дружбы после такой любви, не бывает дружбы после такой ненависти.
– Если ты боишься того, что я узнаю твой адрес, то сегодня я уже просмотрел твою анкету на работе.
Господи, как хорошо, что я успела удалить оттуда чужие данные! Как хорошо, что я не успела там ни с кем сдружиться и не трепала направо и налево о своей дочке!
Спорить с ним было бессмысленно и я кивнула. В машине он курил, затем приоткрыл окно, позволяя дыму выскользнуть в окно. Остановился у моего подъезда.
– До свидания, – открыла дверь я.
– Я провожу. Ты мало смотришь новости, мир полон маньяков и извращенцев. Я беспокоюсь о тебе.
– Поздновато ты это делаешь, Бессонов. Я в этом мире пять лет живу совершенно самостоятельно.
Но он тоже уже вышел из машины. Я не могу впустить его в квартиру. Там Ника! Она спит уже, поздно, но все равно, моя маленькая квартира полна детских вещей. Кругом игрушки, фломастеры, книжки, разноцветные маленькие носки…
Но сражаться с ним я тоже не могла, разве что истерику закатить. Мы поднимались по лестнице и я быстро соображала, что же ему сказать.
– Чаем не угостишь?
– Нет, – нашлась я. – Я живу не одна.
– Мужчина?
Голос его тих. В подъезде горит одна лампочка, но в её свете я увидела, как сузились его зрачки, словно сейчас перекинется в оборотня и разорвёт на куски.
– Если бы и мужчина, тебя это не касается. Но нет, там женщина, причём пожилая, и тебя она испугается.
– Ты настолько бедна, что снимаешь кем-то квартиру на двоих? – поразился Тимофей. – Может мне подкинуть тебе деньжат по старой дружбе?
В этот момент я его ненавидела, и куда сильнее, чем когда он в ресторане на мне задирал юбку. Мне нужны были деньги. Я не доверяла бесплатной медицине, и операцию на глаза мы будем делать в частной клинике с отличными врачами и отзывами. Это стоило приличных денег. Я копила, но все равно буду брать кредит.
– Да, – сказала я. – Я нищая, и мне не стыдно. Уходи, Тимофей.
Мы стоим уже возле моей квартиры.
– Прости, – извинился Тимофей, шокировав, – мне не стоило.
За дверью раздались тихие шаги, я напряглась, боясь, что сейчас мы услышим детский голос. Слышимость в панельке была великолепной.
– Мира? – произнёс старческий голос. – Это ты?
– Я, теть Надь, сейчас зайду— обрадовалась я, повернулась к Тимофею, – она старенькая, и боится чужих людей. До свидания.
– До завтра, – откликнулся он.
С невероятным облегчением я закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Выдохнула, и поспешила на кухню, вдруг Тимофей за дверью, я не хотела, чтобы он слышал наш разговор.
– Не жених ли? – улыбнувшись, спросила тётя Надя.
– Ой, типун вам на язык, – испугалась я.
– Это ты зря… я в глазок глядела, мужик видный.
Тётя Надя собиралась, а я стояла и смотрела в окно. Нашла глазами машину Тимофея. Короткая вспышка – опять курит в машине. Не уезжает, чего тянет? Машина тронулась через долгих две минуты. Он уехал. И из нашей жизни, надеюсь, тоже уедет, через несколько дней.
Глава 8. Тимофей
С Мирой я познакомился, когда мне было двадцать девять. Пусть я был не так богат, как сейчас, но уже вполне обеспечен и обласкан жизнью. У меня и мысли такой не было – жениться. И встретились мы с ней совершенно случайно, просто классика мелодрам. Я в деловом костюме опаздывал на встречу и сломался автомобиль, побежал к дороге, пытаясь тормознуть какого-нибудь левака, и нечаянно сбил её с ног.
У неё были розовые волосы. Самые натуральные розовые волосы, но это не смотрелось пошло, скорее мило и невинно. На ногах кеды с разноцветными шнурками. Сидит на асфальте попой, глазами хлопает и на меня смотрит.
– Тебя как зовут, чудо? – спросил я.
Казалось, жизненно важно знать, как её зовут.
– Мира, – ответила она.
Я знал, что её не могут звать каким-нибудь обычным именем. Ну, какая она Ира или Таня, когда у неё волосы розовые, кеды разноцветные и глаза волшебные?
Тогда я пропал, только ещё не знал этого.
– Живая, Мира? – подал ей руку.
– Да.
Она такой лёгкой была, как пушинка. Я мог бы взять её на руки и носить весь день не устав. А если устал бы, все равно бы нес, как такое чудо не нести?
– Пошли в кино, – позвал я, хотя в районе отсюда множество умных и богатых дядь ждали встречи со мной. И спохватившись, спросил, – тебе восемнадцать то есть?
– Есть, – рассмеялась она. – Мне двадцать один.
– Тогда пошли.
И она пошла со мной. Смеялась. Пила тёмное пиво и ела сырный попкорн. Я смотрел на неё и понимал – мне будет больно отпустить её, даже если я буду знать, что мы завтра встретимся. Я уже тогда хотел быть с ней всегда.
И утром припёрся за ней, адрес узнал, повёз в универ, она уже диплом собиралась получать скоро. И из универа. И водил её везде, и кормить хотелось все время, непонятно было, в чем там душа держится… Она смеялась и ела не жеманясь, и это мне в ней тоже нравилось.
Выглядит, как фея потусторонняя, но здоровый стейк запросто уговорит,