— Ник? — Джоанна прикусила его нижнюю губу.

— Не говори ничего. Не сейчас!

Снаружи, в благоухающей прохладной темноте, луна поливала округу чистейшим тусклым серебром, ничуть не похожим на томную красноватую медь тропиков. Где-то в ночи запела птица. До боли знакомая песня все приближалась, и Джоанне на мгновение привиделись розоватые цветы лотоса, украшавшие тихий лесной водоем. В висках оглушительно застучала кровь.

— Ник, пожалуйста!

Он нехотя поднял голову:

— Тебя безжалостно обманула моя сдержанность в прошлом.

Джоанна с любовью провела пальцами по его впалым щекам, пульсирующим жилкам на висках, упрямому подбородку, но ночь не позволила ей узнать, что скрывают его коварные глаза.

— А теперь скажи мне одну вещь…

Джоанна не дала ему договорить. Огромные черные глаза горели страстью.

— Но ты все знаешь, конечно же знаешь. Да, я люблю тебя.

— Теперь знаю. — Он с облегчением вздохнул. — Но раньше не знал. Я должен был услышать это от тебя. Я чувствовал, что между нами что-то происходит, но хотел узнать настоящую тебя, твою душу и сердце. Я всегда гордился своей самодостаточностью, а теперь не могу и дня прожить без тебя, хотя ты всегда со мной в моем воображении. Я лелеял мысли о тебе… особенно по ночам, но теперь хочу, чтобы ты принадлежала мне безраздельно.

— Ты не знаешь, что я пережила, — дрожащим голосом пожаловалась Джоанна и как в зеркале увидела свои собственные чувства в его глазах.

— Не знаю? — бесцветным тоном переспросил он. — Но я должен был убедиться. В Баноуре женщине может быть очень одиноко. Я смогу обеспечить тебя материально, но не жди большой веселой компании, шумных приемов. Так что у тебя есть право…

Джоанна доверчиво, как ребенок, дотронулась до его губ. В этот момент она любила его умом, сердцем, а не только телом, она была настоящей. А настоящая Джоанна была намного красивее воображаемой.

— Джоанна, иди ко мне, — ласково позвал Ник, и она прильнула к его плечу, не сомневаясь, что принадлежит ему безраздельно.