Ответа я так и не услышала, а может Баев просто кивнул или помотал головой, но мне уже было не до таких размышлений. Позади послышался ехидный голос Катерины, который еще и звучал нарочито громко:

— Что же это вы, Полина, подслушиваете??

Я бросила беспомощный взгляд на приоткрытую дверь, за которой замолк разговор. Никаких сомнений в том, что мужчины услышали вездесущую экономку, не было. Мысленно выругавшись, я приготовилась к тому, что прямо сейчас меня попросту прикончат за то, что я подслушиваю диалог крутых важных дядек. Ну вот и все, Полина, плакал твой красный диплом, окончание университета и счастливая семейная жизнь… Баев этого так просто не оставит.

Дверь распахивается так стремительно, что я чуть на месте не подпрыгиваю. Сердце колотится, как сумасшедшее, но бежать уже поздно, да и выглядеть это будет слишком глупо и очевидно.

Сначала на пороге возникает Баев. Он прошивает меня недовольным холодным взглядом и пропускает вперед друга. Кир, в отличие от Марата, выходит с добродушной усмешкой на губах. Они обмениваются рукопожатиями на прощание, видимо, вот таким образом завершая разговор, и Громов подмигивает мне:

— Пока, неудавшаяся разведчица.

От его шуточки мне хочется еще больше сквозь землю провалиться. Еще хуже, что свидетельницей всего этого становится Катерина. Вот она-то смотрит на меня совсем не благосклонно: губы кривятся в злорадной ухмылке, близко посаженные глаза злобно прожигают во мне дыру. Сейчас я как никогда хорошо понимаю, что лучше бы экономку во врагах не иметь. Это с виду она безобидная женщина в возрасте, но к таким спиной лучше не поворачиваться.

Я уже ожидаю, что Баев отчитает меня прямо сейчас, но тот разворачивается к Катерине и вежливо, но сухо просит:

— Оставь нас наедине, пожалуйста.

И хоть экономка не особо-то рада этому, подчиниться ей приходится. Сам Марат перехватывает мое запястье и тащит за собой в кабинет. Массивная дверь на этот раз захлопывается плотно, никто не подслушает. Я ежусь невольно, когда Баев оставляет меня стоять перед столом, а сам обходит его и опускается в свое кресло. Его грозная фигура поневоле внушает трепет и страх. Взгляд буквально пригвождает к месту, и я замираю, как мышка перед голодным опасным удавом, боясь пошевелиться.

— Я не хочу, чтобы моя будущая жена пряталась от меня по дому и подслушивала каждое мое слово, — наконец спустя минуту гнетущего молчания произносит Марат весомо, — Хочу дома, знаешь ли, ощущать себя как дома, а не так, словно я пришел в место, где нужно следить за каждым своим шагом.

Мы встречаемся взглядами, но я, вместо того чтобы почувствовать раскаяние, неожиданно даже для самой себя возмущаюсь:

— Я бы не подслушивала, если бы ты честно мне обо всем ответил!

— Что именно ты хочешь услышать? Я ведь ответил тебе на все вопросы, — разводит руками Баев.

— А что насчет матери Платона? О ней ты мне ничего не рассказывал!

— А должен? Скажи, почему я обязан отчитываться перед тобой о своей прошлой женщине? Кажется я ясно сказал, что брак у нас фиктивный.

— Я не об этом! — выпаливаю я и краснею чуть ли не до кончиков волос, — мне она интересна как мама, только и всего! Почему бросила сына, что с ней случилось, где она сейчас…

— Она жива и здорова, Платон ей не нужен. Это все, о чем тебе нужно знать, — резко отрезает Марат, — прости, но остальное все-таки не твое дело.

Я опускаю голову, молчу, поджимая губы. Чувствую, что сейчас расплачусь от того, что Баев на меня практически накричал. Конечно, он прав, я сама виновата. Не надо лезть, выспрашивать, это же и правда меня не касается, в конце концов. Но как не выспрашивать, когда вокруг столько тайн? Да и вдруг опасность еще угрожает Платону?

— Извини, — произносит неожиданно Марат уже куда мягче, — просто тема матери Платона мне… не очень приятна.

Я только киваю в ответ. Все равно толку говорить что-либо нет. На этом наш неловкий разговор заканчивается. Если бы только не невовремя появившаяся Катерина, возможно, я узнала бы хоть что-то полезное… вот дернул же черт подойти! Как будто следит, ей-богу!

Но, по крайней мере, у меня все еще остается шанс, что лучший друг Баева — Кир Громов — все-таки что-нибудь мне расскажет. Несмотря на скомканное знакомство, он не отнесся ко мне с презрением или высокомерием, как Катерина, хотя по статусу явно был выше нее.

На следующее утро я все-таки наконец выхожу из дома. Платоша чувствует себя уже гораздо лучше, поэтому я решаю, что короткая прогулка не помешает, ведь ребенку тоже нужен свежий воздух. Малыш как раз в том возрасте, когда его тянет всюду заглянуть, все посмотреть, поэтому я не катаю его по двору на коляске, а всюду ношу на руках. Тем более, что маленькая егоза так и норовит слезть с рук, чтобы самому поползать по снегу, поизучать, на месте Платону не сидится совсем. У меня еле получается его отвлекать, но в конце концов спустя полчаса я сдаюсь, устав окончательно. Все-таки малыш довольно тяжелый и носить все время на руках его сложно.

Вернувшись в дом, я несу Платона наверх, раздеваю и пускаю ползать по мягкому детскому коврику. Ребенок сразу же, ловко перебирая ножками и ручками, торопится к месту, где стоят игрушки. Сама я опускаюсь рядом и уже хочу достать башенку, чтобы вместе с малышом ее строить, как меня отвлекает звонок телефона. Выудив из кармана джинсов смартфон, я бросаю взгляд на экран и внутри все обмирает. «Мама» высвечивается на нем и я, сглотнув, принимаю вызов.

Но не успеваю я и «привет» сказать, как мамочка тут же обрушивается на меня:

— Полина, где ты??? Я была у тебя на квартире, хотела сюрприз сделать, а тебя здесь нет… Аня говорит о каком-то ребенке, что ты его украла и сбежала! Что происходит, Полина? — в голосе мамы неподдельный страх.

У меня даже желудок от страха скручивается в тугой узел. Если она была на моей прошлой квартире, то Аня могла ей такого понарассказывать! У моей мамы интуиция ого-го, а еще она всегда была слишком проницательная, по малейшей нотке в голосе могла угадать, что со мной что-то не так. Раскалывала на раз-два! А здесь еще очевиднее звоночки — я не приехала на каникулы спустя несколько месяцев после поступления, толком не звоню, конечно она примчалась. Вот только почему не к крестной? Я