– Я приехала, чтобы увидеться со своей сестрой, – мой голос сейчас единственная моя броня, но уже поздно, потому что в нем пробивается мощная брешь. – Зачем вы пришли? Уходите. Я вас не звала.

Бессонов долго смотрит на меня, слишком долго, пусть и внешне его окружает непоколебимое хладнокровие, от которого меня ещё больше начинает знобить. Его глаза пытливо опускаются на мой живот.

– А ведь ты не послушалась меня тогда.

Я прикрываю живот руками инстинктивно, делая шаг назад. Не позволю ему, не отдам своего малыша. Пусть угрожает, пусть делает что угодно, я все равно буду отбиваться до последнего.

– Что вы хотите этим сказать? Что ожидали увидеть, приезжая сюда?

– Все, что хотел, я уже увидел, – выдыхает с облегчением, словно вдруг сбросив с себя тонну непосильного бремени. – Слава Богу, ты не сделала аборт…

Делает шаг, протягивая руку. Я отбиваюсь от него, защищая своего малыша.

– Это ничего не меняет. Вы отказались от ребенка, посмею напомнить!

– Это ВСЁ меняет, Ди, – произносит шепотом грустно, добивая убитым голосом.

– Нет, – отчаянно мотаю головой, больше не сдерживая горячие слезы, градом хлынувшие вниз со всей болью, которая столько времени копилась ядом во мне. – Зачем вы только пришли, зачем? Сколько времени уже прошло и мне было хорошо без вас, я только начала залечивать свои раны и тут снова появились вы, разбередив с новой силой всё то, что я кусочками после вас собирала. Зачем вы так со мной, за что, что я вам сделала?.. Оставьте меня уже в покое наконец, прошу, умоляю, уходите…

Не смогу, не осилю, столько боли в словах, и они лавиной меня накрывают, заставляя захлебываться бессильно слезами.

– Не могу… Я уже не могу без тебя, Ди.

– Что такое? – усмехаюсь сквозь злые слёзы, не позволяя себя коснуться. – Неужели влюбились в девушку, которая, пусть и вынуждено, но всё же продала свою невинность вам?

Бессонов наблюдает за мной, смотрит на меня так, словно я стою на краю скалы, которая вот-вот ухнет вниз, а он наблюдает за этим издалека, бессильный прийти мне на помощь. И ведь понимаю, что своими выпаленными сгоряча словами я попала в цель. Да, пусть горит, пусть сгорает, как сгорала я, ожидая от него хотя бы маленькой порции внимания. Пусть знает, прочувствует всё на себе, какого это любить безответно, когда тебя унижают и ставят ни во что, бросая те редкие знаки внимания, как кость собаке.

Бессонов хватает мою локоть и тащит за собой стараясь больше не смотреть в мои глаза. Да, отводи глаза, отныне только так и будет, потому что я никогда не прощу тебя за то, что из-за тебя чуть не потеряла нашего ребёнка.

– Просто молча иди.

– Пустите, вы больше не имеете права прикасаться ко мне. Слышите? И ребёнка я как нибудь выросту сама, без вас и вашей помощи! Мне больше от вас ничего не нужно! Зря я только унижалась перед вами доказывая, что он ваш. – Руки сами ложатся на округлившийся животик, что не остаётся без особого внимания с его стороны.

– Я всё исправлю, ты всё забудешь, простишь меня.

– Вопреки здравому смыслу я жаждала каждый день вашего внимания, пускай вы были всегда грубы со мной, но я всё равно продолжала ждать хотя бы одну вашу улыбку, одно доброе слово в свой адрес. Терпела ваш презрительный взгляд каждый раз, когда проходили мимо меня. И всегда бежала в ваши объятия, когда вы звали меня в те моменты, когда никто нас не видел. Я бы и дальше терпела несправедливое отношение, если бы ваши поступки не стали риском для моего малыша.

– Нашего малыша, нашего, Диана!..

Он ошарашен моим признанием. Слёзы градом стекают по моим щекам, но на этот раз я не проявлю слабость. Мотаю головой и осипшим голосом добиваю, впервые переходя с ним на ты.

– Я устала выпрашивать твою любовь… Слышишь, устала тебя любить…

– Тебе больше не придется выпрашивать, Диана. Потому что я люблю тебя. Я люблю тебя, слышишь?! И я все сделаю для тебя, заглажу свои ошибки, докажу свою любовь и залечу твои раны. Я заставлю твое сердечко снова биться ради любви…

– А как же Вероника? Неужели вы больше её не любите?

– Она не та самая…

– Ты стеснялся меня. Каждый раз, проходя мимо, делал вид, что меня не существует. Что я только экспонат на выставке, который можно просто взять и использовать, как какую-то вещь! Я не кукла, Антон, я живой человек, пойми! Сколько ещё мне нужно тебе кричать, куда ещё от тебя бежать, чтобы ты наконец оставил меня в покое?.. Я устала от всего этого, я больше не выдержу, не могу больше слышишь??

Мой крик тонет в слезах, я больше не могу, не держусь и в прямом смысле сваливаюсь с ног. Бессонов успевает перехватить меня, прижимает к себе, и я начинаю со всей силы мутозить его кулаками по груди. Он обхватывает горячей ладонью мой затылок и прижимает к своей груди, терпя мои побои.

– Пожалуйста, Ди, умоляю, успокойся, – шепчет где-то над ухом. – Ты вредишь нашему малышу.

– Это ты, ты во всем виноват! Я ненавижу тебя, слышишь! Ненавижу всем сердцем за то, что появился в моей жизни! За то, что принес мне столько боли и слёз! Я ненавижу тебя за то, что продолжаю любить…

Обессиленно замолкаю, высказавшись, и буквально чувствую, как на какой-то миг его дыхание в груди резко замерло.

– Да, я сволочь такая, – отвечает надломленно и я чувствую, что ему тоже нужно высказаться. – Мерзавец, скотина, мразь последняя в этом мире. Мизинца твоего не стою. Выплесни свою боль, ударь меня, избей, я заслужил. Только не отказывайся от нас, прошу.

– Ты сказал, от нас?..

Удивлённо отстраняюсь, даже слёзы на миг заглушились и сердце почему-то странно екнуло. На губах Антона прорезается нежная улыбка, которая никак не вяжется с моим состоянием. Меня буквально трясет от истерики, а он снова спокоен.

– Я не один больше, Ди. У меня появилась дочь.

– Ты… Т-ты забрал Еву? – начинаю от ужаса заикаться. – Мою рыбешку?..

– Да, – Бессонов улыбается мне, заправляя выбившуюся прядь за ухо, но я настолько шокирована, что попросту игнорирую. – Она теперь со мной живёт.

– Господи, – выдыхаю ошарашенно, чувствуя как