Звонок телефона разрывает воздух. Резкий, навязчивый звук режет тишину.

— Не бери, — просит она, прижимаясь сильнее.

Но я уже тянусь к тумбочке. На экране — имя дочери. Карина резко отворачивается, тянет простыню к груди.

— Да, Аиша, — говорю, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— Папа, ты где? Я уже подъезжаю к тёте, а тебя всё нет!

Я смотрю в окно — небо совсем потемнело, в стекле отражается её силуэт.

— Еду, милая. Буду скоро.

— Хорошо. Только не опаздывай, иначе тётя мне вынесет мозг, а потом тебе! — в трубке её смех.

— Тогда тем более не опоздаю, — улыбаюсь.

Звонок обрывается. Комната наполняется тишиной, в которой слышно только дыхание Карины. Она смотрит на меня с обидой и усталостью.

— Дочь — святое, да? — произносит тихо.

— Дочь — это самое святое, — отвечаю.

Встаю, ноги касаются холодного паркета. Подхожу к креслу, где висит моя рубашка. Плотная ткань приятно ложится на плечи. Из-за спины чувствую её взгляд — жадный, чуть колючий.

— До завтра на работе? — спрашивает она.

— До завтра.

Она подходит ближе, проводит пальцами по моей спине, целует между лопаток. Это плохо, что она начинает так говорить, плохо, что привыкает, потому что большего я никому не даю и никого не люблю.

— Я уже скучаю по тебе, Джафар.

Я поворачиваюсь, беру её ладонь, прижимаю к губам.

— Ты хотела куда-то съездить? Выбери место.

— Я хотела с тобой, — дует губки. Где-то я это уже видел.

— У меня не получится вырваться в этот раз. Съезди одна куда хочешь, возьми отпуск.

— Я подумаю.

Она делает шаг назад, притворяясь равнодушной, но в глазах всё тот же голод. Я беру ключи со стола, застёгиваю последнюю пуговицу и выхожу, закрыв за собой дверь и оставив за ней всё, что не должно следовать за мной.

Вскоре доезжаю до дома сестры. Вижу машину младшего брата, паркуюсь за ней вдоль забора. Он младше меня на тринадцать лет, ему тридцать. Мой отец умер рано, а позже мама, с разрешения старейшин, вышла замуж во второй раз — и родился Заур.

Два года назад он женился на девушке из хорошей семьи. Детей, правда, Аллах пока не дал, на что мне периодически жалуется мама, живущая с ними. Непонятно только — зачем? Что я-то могу сделать?

Сам я овдовел восемь лет назад и с тех пор жениться не хочу. Договорной брак с Дуньей научил нас любить и уважать друг друга. Всё это пришло с годами. Она была моей соратницей на пути к успеху и погибла совсем молодой — в автокатастрофе. С тех пор я занимался бизнесом и воспитанием дочери. Аиша заканчивает школу и хочет стать врачом. Она — моя самая большая любовь на свете и моя слабость. Я не могу ей ни в чём отказать, и она это прекрасно знает.

Выхожу из машины и обнаруживаю, что калитка приоткрыта. Зайдя во двор, слышу голоса, доносящиеся из сада. Один из них принадлежит младшему брату — Зауру. Другой — его жене Латифе. Подхожу ближе. Их освещает свет фонарей во дворе, а я стою за деревом и вижу, как плачет невестка.

— За что? — сквозь рыдания спрашивает она. — За что ты так со мной?

— Блядь! Успокойся, я сказал, — яростно шипит он на неё, а у меня пальцы сжимаются в кулак. Разве я этому его учил? — Не еби мне мозги. Будешь молчать и примешь всё, как есть.

— Я уже не буду, — у неё прорезается голос. — Отпусти меня. Дай мне уйти. Дай развод, прошу!

— Я сказал, молчи, сука!

Сквозь полумрак вижу, как он заносит руку и бьёт её по лицу. Латифа падает на газон, касается ладонью щеки, а мой брат не успокаивается — дёргает её за локоть.

В несколько шагов оказываюсь рядом и хватаю его за грудки. Ударом в челюсть валю на траву и рычу:

— Ах ты, тварь, Заур!

Пока он корчится от боли, выплёвывая алые сгустки, я сажусь на корточки рядом с его женой. Смуглое лицо в полутьме почти прозрачное. Сбитый платок, чёрные волосы рассыпались по плечам. Я убираю прядь, хотя не имею права прикасаться к чужой жене. Не должен. Это табу.

— Латифа, посмотри на меня, — прошу тихо.

Она отворачивается, губы дрожат. Я беру её за подбородок, осторожно поворачиваю лицо к себе. Глаза огромные, тёмные, в них — страх, обида и боль.

На щеках следы слёз, на губах кровь. Я вытираю её пальцем, и сердце внезапно сжимается. Снова грубо нарушаю правила. Но в этот миг возникает острое желание защитить несчастную.

— Всё, — говорю, — он больше не тронет тебя. Я разберусь.

Она кивает, но взгляд не отводит и смотрит на меня, как загнанная лань. И этот взгляд прожигает насквозь.

Глава 3

Джафар

Страшная мысль пронзает, будто лезвием. Я беру её за руку осторожно и задираю рукав платья.

Под тонкой тканью — синяки. Старые, жёлто-синие, рядом свежие, тёмные, будто отпечатки пальцев.

Кровь приливает к голове. Сердце грохочет.

— Это он? — голос низкий, хриплый. — Это он с тобой сделал?

Латифа не поднимает глаз. Только коротко кивает.

— Давно?

— Да, — едва слышно.

Два года. Два проклятых года, что они женаты. Два года она улыбалась, подавала чай, опускала глаза, когда я бывал в доме. И ни разу — ни разу — не выдала, что живёт в аду.

Сжимаю кулаки. В висках стучит.

— Тварь, — шепчу.

Заур уже поднялся с травы, вытирает кровь с губ, смотрит зло, как на предателя

— Что ты себе позволяешь? — бросает. — Это мои дела, мой дом, моя жена!

— Твоя жена? — я делаю шаг к нему. — Жену не бьют.

— Не учи меня жить, Джафар, когда сам ходишь по бабам.

— Я никогда не поднял руку ни на свою жену, ни на своих женщин, — бросаю жёстко. — В отличие от тебя.

— Она заслужила.

Делает шаг вперёд — и всё рушится в один миг. Я ударяю снова.

— Ублюдок!

Он держится на ногах и тут же кидается на меня. Мы падаем в траву, кулаки глухо бьют по телу, по лицу. Сквозь шум в ушах слышны крики, женские голоса, торопливые шаги.

— Хватит! — визжит мать. — Джафар! Заур! Остановитесь!

Она бежит к нам, прижимая руку к сердцу, рыдает.

— Пожалуйста! — умоляет Латифа, подбегая ближе. — Джафар-бей, прошу, не надо!

Но я не слышу никого. Всё внутри — сплошное пламя.

Чьи-то руки хватают меня за плечи,