– Хм…– Я представил Кассию. Нет, не может быть, чтобы она была дочь коварного изменщика. Чтобы убедиться, спросил: – Как выглядит Кассиара Берьере?

– Миловидная, высокая, с каштановыми локонами...

Я перестал дышать, вспомнив, что Кассия постоянно подкрашивала каштановые корни, придавая им сероватый, тусклый цвет. Тогда я не понимал, зачем он так делает…

– Вижу, вы убедились, – улыбнулся Аретер. – Только её даром я и могу объяснить ваше исцеление. Ведь отправляясь к вам, я ожидал увидеть вас иссохшим. А вы выглядите великолепно. Если не учитывать влияние ваших сердечных мук. Уверен, уже скоро вы начнете ходить без трости.

Желая получить как можно больше сведений, я пригласил лекаря к обеду.

Он не отказался. За столом поведал столичные новости. Но я слушал их в пол уха.

Позже, покидая особняк, Аретер посоветовал:

– Если хотите развеять последние сомнения, наведайтесь в тайное отделение. Говорят, там в деле есть портрет Кассиары. Так вы точно узнаете: она это или нет?

Что-то подсказывало мне, что это именно она. Внезапно вспомнив о клятве, которую я давал Кассии, я сжал костлявое плечо лекаря.

– Аретер, я требую сохранить в тайне нашу беседу!

Он хотел возразить, но, оценив мой решительный взгляд, сдался. Коснулся моего кольца своим и произнёс:

– Не оброню ни слова. – Сверкнула магия. – Но рано или поздно, беглянку найдут, и тайна перестанет быть тайной.

У меня из головы не выходило, что Кассия, нежная, хрупкая, ласковая, – дочь изменщика.

Я пребывал в смешанных чувствах, но больше всего меня поразило, что она отдала мне свой ценный дар, за которым ведётся настоящая охота, просто так, ничего не попросив взамен.

Представил, что будет с ней, когда её найдут, и по позвоночнику прошёл омерзительный холодок дурного предчувствия.

– Это уже не ваша забота, – отчеканил я холодно.

– Мой совет: если вы, в самом деле, привязались к Кассиаре, то лучшее, что можете для неё сделать – это подать прошение Адриану. Король не откажет вам за ваши заслуги.

Распрощавшись, Аретер ушел порталом, а я остаток дня провёл в размышлениях.

Если отбросить мысль, что Кассия из опального рода, то весь её грех передо мной заключался лишь в том, что она встретилась с братом, а когда я начал требовать объяснений, не выдала его.

Это меня бесило. Но теперь я хотя бы понимал, почему она так поступила. Это не что иное, как верность роду.

Будь я на её месте, поступил бы так же. И всё же горько, что она предпочла не меня. Однако я в её жизни появился позже…

Очнулся, услышав треск.

В раздумьях я выпустил когти на левой руке и неосознанно провел по подлокотнику, оставляя глубокие борозды…

Дракон давал о себе знать. Благодаря Кассии.

Утром следующего дня я порталом перенесся в столицу.

Ступая по каменным мозаичным плитам тайного отделения, я громко стучал тростью.

Как же она надоела мне! Хотелось её отбросить и идти, хоть и медленно, но самостоятельно, однако стоило подумать, что тогда возникнут ненужные разговоры, крепче сжал набалдашник трости.

Слава и моё положение открыло мне двери архива тайного отдела.

Получив на руки пыльную папку, я открыл её и первым делом наткнулся по портрет юной Кассии.

Хрупкая, тоненькая, ещё совсем девчонка, в голубом наряде, она смотрела на меня.

Художнику удалось запечатлеть её нежную улыбку, чуть лукавый взгляд светлых глаз.

Проведя пальцем по портрету, я ощутил мучительную тревогу за неё.

Что же ты наделала, Сладкая.

Глава 17

Аарен

Основательно изучать дело семьи Берьере, прислонившись плечом к стеллажам, неудобно, поэтому я дошёл до широкого дубового стола у узкого окна, сел на жесткий стул, включил настольную лампу и тогда-то заметил на папке блеклую, едва заметную надпись: «Дело о манифесте «О свержении драконьего протектората».

– Не хрена себе! – вырвалось у меня. Дело касается не просто измены, а свержения драконьей династии – самого страшного преступления в Лармерии.

Испытывая непередаваемую гамму чувств, я поднял руку и принялся массировать виски.

Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя и вновь открыть папку.

Положив перед собой миниатюрный портрет Кассии, я вздохнул и с колотящимся сердцем принялся за изучение бумаг…

Хватило нескольких листов, чтобы сделать открытие.

Любой здравомыслящий человек знает, что власть в одиночку не свергают. Как минимум должна быть поддержка в лице влиятельных аристократов, и среди сообщников должен быть хоть один приближенный к королевской особе.

Исходя из этого, я предполагал, что барон – лидер заговора с многочисленными сообщниками, однако в деле фигурировал лишь Пьеар ди Берьере и его жена Маргарита.

Подобное странное поведение можно было бы объяснить наивностью и экзальтированностью барона, вот только читая запись его допроса, у меня в голове выстроился образ здравомыслящего, умного человека, который точными фактами доказывал свою невиновность.

По собранным показаниям знакомых и соседей, прежде отец Кассии ни в чём сомнительном замечен не был; короля и драконов не критиковал; даже участвовал в подготовке городского торжества в честь коронации Адриана.

Слуги отзывались о нём, как о спокойном, уравновешенном человеке, занимающимся выращиванием и разведением урожайных сортов зерна.

Барон был землевладельцем средней руки, но дела шли столько удачно, что накануне ареста он планировал выкупить крупное имение соседа.

– Зачем он полез в политику? – спросил я сам себя, не понимая логики. Но дальше меня ждали другие открытия.

Листая манифест, приобщённый к делу, мне бросилось в глаза, что в крамольном сочинении на полтора листа много грубых ошибок, которые не мог допустить образованный человек. К тому же кривой почерк, каким он был написан, совершенно не совпадал с изысканными, каллиграфическими подписями барона, стоявшими почти на каждом листе дела.

Далее я наткнулся на оригинал доноса. Он был написан не менее корявым почерком, чем манифест. С первого взгляда было очевидно, что писал один и тот же человек, чуть изменив почерк.

Нелепость дела и его небрежное расследование вывели меня из себя.

– Какой идиот занимался делом?! – рявкнул я, саданув кулаком по столу.

Изучив папку от корки до корки, нашел полустёртую запись: «… старший дознаватель Эдвард Марье».

Скрипя зубами от негодования, я встал из-за стола…

Мне повезло, что недоумок продолжал служить и находился на рабочем месте.

Входя в его кабинет, я сжимал и разжимал кулаки, желая врезать идиоту.

Он сидел за столом, расположенным в глубине кабинета, над кипами бумаг. Уже немолодой, лысеющий мужчина в черном