Темно. Лишь луна и звёзды освещают дорогу, их свет серебрит траву, делает её почти стеклянной, хрустящей под ногами.

Макар расстилает на траве тонкий плед, выкладывает бутерброды, термос с чаем. Садится. Хлопает ладонью по пледу, приглашая меня присоединиться.

Опускаюсь рядом.

Некоторое время мы просто молчим, вслушиваясь в тишину, но это не пустая тишина. В ней живёт ночная жизнь гор: далёкий шорох листвы, едва слышный плеск воды, ветер, бегущий меж холмов и трав, будто рассказывающий свои древние сказки.

— Ну что, чувствуешь что-то? — Спрашиваю, вглядываясь в темноту.

— А ты?

— Чувствую, что замёрзну.

Макар тут же снимает толстовку и набрасывает мне на плечи.

— Забери, — протестую я. — Теперь ты замёрзнешь.

— Не замёрзну. Не переживай за меня.

Укутываюсь плотнее. Толстовка хранит тепло тела Макара, пахнет чем-то очень знакомым, успокаивающим.

— Ну что, думаешь, обманул нас дед Сава? Не придёт к нам местный дух?

— Честно говоря, я даже не могу сказать, что расстроена, — вздыхаю, вбирая в себя свежий воздух. — Мне не очень хочется встречаться с каким-то духом в глухих горах, да ещё и в темноте.

— А я бы с удовольствием повидался, — улыбается Макар.

— Правда? И что бы ты попросил у Оргоя?

Он на секунду задумывается, а потом пожимает плечами.

— Наверное, не стал бы оригинальным. Попросил бы здоровья для всех больных детей.

— Ну да, и мир во всём мире. Почему именно больные дети? Какая-то триггерная тема?

Макар чуть улыбается, но взгляд его становится серьёзнее.

— Можно и так сказать.

Мы снова замолкаем. Макар срывает травинку, зажимает её между губ, потом откидывается на плед, закинув руки за голову.

— Лида, — шепчет на выдохе. — Как же это красиво… Иди сюда, посмотри.

Ложусь рядом, копируя позу Макара. Подо мной мягкая, сухая трава, а над головой — бесконечное звёздное небо.

Звёзд здесь миллионы.

Нет, миллиарды.

Они искрятся, переливаются, вспыхивают и гаснут в чёрной бархатной бездне, раскинувшейся над нами. Звёзд так много, что кажется, будто они не просто где-то там, далеко. Они повсюду. Они окутывают, оплетают своим светом, делают этот мир чуть менее реальным, чуть более волшебным.

Вдыхаю полной грудью, пытаюсь запомнить это чувство — почти нереальной лёгкости, спокойствия, какого-то первобытного благоговения перед вселенной.

Тишина уже не кажется пустой. Теперь в ней есть что-то… живое.

Воздух становится гуще, как будто нас окутывает что-то невидимое, неосязаемое, но теплое. Не ветер, не холод ночи, а что-то другое. Что-то древнее, как сами эти горы.

Оргой.

Это слово само всплывает в сознании, и я вдруг ловлю себя на том, что правда его чувствую.

Как дыхание.

Как чьё-то лёгкое прикосновение к самому сердцу.

Где-то вдалеке, на самой грани восприятия, ветер шепчет незнакомые слова. Может быть, это всего лишь игра воображения, но кажется, будто мне предлагают говорить.

«Проси.»

Проси, пока ночь слушает, пока горы открывают свои тайны.

Невольно сглатываю. Сердце гулко стучит, как барабан в ритуальном танце.

— Ты чувствуешь это? — Тихо спрашиваю.

Макар не отвечает. Только молчит, глядя в небо, и я понимаю: он тоже чувствует.

Оргой ждёт.

Закрываю глаза. Глубоко вдыхаю ночной воздух. Внутри меня живёт только одно желание, одно-единственное, самое важное.

«Сделай так, чтобы моя Ксюша была самой счастливой девочкой на свете. Чтобы её заветное желание исполнилось».

Тепло.

Такое мягкое, окутывающее, будто кто-то положил мне руку на грудь, прямо на сердце. Оно разливается по телу, пробегает по коже лёгким электрическим разрядом, тает в пальцах и остаётся глубоко внутри, как запечатанный знак, как обещание.

Я не знаю, это работа Оргоя или просто игра моего воображения.

Но в этот момент я знаю, что меня услышали.

Ветер внезапно стихает. Всё замирает, словно время делает короткую паузу, чтобы этот миг мог отпечататься в мире.

Открываю глаза.

Небо над нами — глубокое, чёрное, усыпанное звёздами. Но теперь оно кажется иным. Словно за ним скрывается нечто большее, нечто, что невозможно постичь разумом, только сердцем.

— Макар, — шепчу я.

Он медленно поворачивает голову, его глаза блестят в темноте.

— Что ты загадала?

Я улыбаюсь.

— Если скажу, не сбудется.

Макар усмехается, но в его взгляде всё ещё отражается что-то необъяснимое, неуловимое, как след призрачного прикосновения.

Он чувствовал то же самое.

Мы остаёмся лежать, молча вглядываясь в бесконечность, пока ночь окутывает нас своим древним дыханием.

Глава 18

Ранее утро. Мы только выезжаем из номера, а я уже ощущаю, как веки предательски тяжелеют. Сон всё же настиг меня ночью — пусть и короткий, рваный, но дал передышку.

В отличие от Макара.

Он выглядит так, будто всю ночь таскал на своих плечах этот чёртов мир: сжатая линия губ, темные круги под глазами, взлохмаченные волосы.

Пока он сдаёт ключи на ресепшене, я выскальзываю на улицу, обхожу гостиницу и заглядываю в столовую. Утро свежее, с горчинкой в воздухе, но где-то под кожей ещё пульсирует ночное тепло — как от костра, который затух, но угли не остыли.

Покупаю два стаканчика кофе и иду к машине.

Макар уже сидит внутри, закинув голову на подголовник, будто эти пару минут были его единственным шансом на передышку.

Открываю дверь и протягиваю ему стакан.

— Купила нам кофе.

Он смотрит на него с таким выражением, будто я вручаю ему ключи от Рая.

— Спасен, — хрипло выдыхает Макар. — Я душу бы за это отдал. Хотя, будем честны, душа моя давно уже твоя.

— Не начинай, романтик с недосыпом.

Он усмехается в ответ — устало, но по-настоящему — и мы трогаемся с места. Дорога тянется лениво, как распущенная нить. За окном сменяются пейзажи: горы, холмы, какие-то редкие деревушки. Ритм машины укачивает, и я не замечаю, как засыпаю.

Очнувшись, нахожу солнце уже высоко в небе — оно щекочет мне щёку сквозь стекло.

Поворачиваю голову.

Лицо Макара — словно вырезано из камня. Только по чуть заметной дрожи пальцев на руле понимаю — он на пределе. И всё же ведёт. Молча, сосредоточенно.

— Давай я поведу, — предлагаю я.

— Не надо, я в порядке.

— Макар, это просто небезопасно. Давай хотя бы на часик.

Он молчит, но через несколько минут всё же съезжает на обочину.

Мы меняемся местами. Макар почти сразу засыпает. Я веду машину, время